Рабле

Курган был утоптан веками до каменной твёрдости, заросший пушистой полынью, свалявшимся собачником, покрыт синими звёздами цикория и весь уставлен чертополохами, которые щетинили свои стальные копья и высоко взносили малиновые шапки.

Очень отвесный, несмотря на возраст, он высоко возвышался над этими ровными, почти не испятнанными деревьями, большими полями среди лесов. Куда ни взглянёшь — гладь. Лишь очень далеко, на самом горизонте, дымно синели бесконечные леса.

— Якши, — сказал Марлора. — Простор. Коням есть где пастись, глазу есть куда смотреть. Мы подумаем. Может, мы в следующий раз придём и останемся тут. Тогда мы заставим вас вырубить леса, эту мерзость, где некуда смотреть, где легко прятаться трусам.

Две группы кольцом сидели на кургане. Пёстрая, смуглая группа татар и строгая группа местных людей: шеломы в руках, белые одежды, тусклый блеск кольчуг. В центре, друг против друга, разместились Марлора и Братчик.

Христос смотрел на грузного хана, на ястребиные его глаза и думал, что вот на этом кургане сидят обычно соколы, а сегодня, согнав их, устроился старый падалеед, волею судьбы названный именем Бога.

— Не говори, — возразил он. — Ну, а если мы не послушаемся?! Если нам дорог этот лес?

— Кх! Мы говорим и говорим, но у нас, видимо, ничего не будет. Доведется идти с кровью и пеплом. Видит аллах, я не хотел этого. И я не знаю одного: зачем кланялся мне землёю.

— Я не кланялся. Я послал тебе горсть земли.

— Ну-у...

— У каждой вещи, созданной аллахом, есть несколь­ко смыслов, — продолжал Братчик.

— Каков смысл у этой горсти, неверный?

— Несколько... Возможно, это предложение удо­влетвориться этой горстью и, пока не поздно, отойти...

— У меня четыре тьмы могучих людей. У тебя? Далеко из-за твоей спины пришёл человек и сказал, что у тебя едва наберётся одна тьма, без мечей, почти без кольчуг... Тут, в трёх часах дороги, у меня три тьмы; тьма блуждает по ва­шим городам, и ведёт её мой сын. Даже если за тебя Бог либо ты сам, если люди говорят правду, ваших семь тысяч... Ха!.. Каждый из них будет драться против пяти, а Бог за того, у кого сила... Ну, каковы ещё смыслы у этой горсти?

— Ты можешь съесть её, когда будешь клясться, что никогда больше не придёшь сюда. Можешь засыпать ей свои глаза, чтобы не видеть, как драпают твои четыре тьмы. Это будет. Ты сам знаешь.

Христу обязательно надо было разозлить Марлору. Чудовищно, до животной ярости разозлить. И не против кого-нибудь, а против себя. Иначе пропала работа, ина­че вновь пожары и смерти. Надо было довести эту тушу до неистовства и слепой ярости — тогда есть маленький шанс, что дело выгорит.