Люди начали замедлять ход. Кто миновал — огля­дывался назад. Задние напирали... Безумно кричала старуха, державшая за верёвку, намотанную вокруг рогов, корову:

— Торговцев изгнал! Корову вот эту мне дал! Смотрите люди, эту!

— Не надо дальше идти! Он тут! — загорланил кто-то.

— В Городне — слышали?..

Братчик вдруг увидел, что толпа сворачивает с дороги и плывёт к пригоркам. Он слышал крик, но слов разобрать не мог. И лишь потом словно прорезались из общего галдежа отдельные звуки:

— Он! Он! Он!

— Это они чего? — спросил дуралей Якуб. — Бить будут?

— А тебе что, в первый раз? — глаза Сымона искали коней.

— Ужас какой, — возгласил Тадей. — Волны, пенящиеся срамотами своими.

Раввуни пожал плечами.

— Это означает — пришло время, — констатировал он.

Толпа приближалась, постепенно окружая их. И внезапно стон, кажется, потряс пригорок.

— Боже! Боже! Видишь?!

Тянулись чёрные ладони, худые жилистые руки. И на закинутых лицах жили глаза, в страдании своем похожие на глаза тех, во сне.

— Продали нас! Рада церковная с татарином спелась!

— Войска стоят... Не идут!.. Не спасают!

— Один ты у нас остался!

— Оружия!

— Продали... Хаты сожжены.