Христос в шутку боднул его головою:

— Эх, Юстин. И так он у тебя будет спокоен и чист. Предложил такое — почитай, что сделал. Только... не пойду я, не надо меня спасать. Спасибо, Юстин.

— Но почему, почему?

— А потому, — посерьёзнел узник. — Иногда мне кажется — сатана не с неба свалился. Он с земли пришёл. Его церкви породили. Его цари породили. Воеводы. Тысяченачальники. Нельэя, чтобы среди людей жили, творили свою волю такие. Чем быстрее они исчезнут — тем лучше. Может, моя смерть хоть на толщину волоса приблизит это.

Положил руку Юстину на плечо:

— Ты не думай, я хорошо умру. Говорят, в таких случаях подходят в носках, отворяют неожиданно дверь, хватают во сне, чтобы не ревел, не отбивался?

— Быв-вают и такие... Прик-каз...

— Приказ для большего унижения. Единственное моё желание: этого не надо. Во всей этой сволочи ноги будут трястись больше, чем у меня... Вот и всё... А завтра все они зажгут мой огонь, которого им не погасить.

Он увидел, что у Юстина между пальцев рук, при­жатых к лицу, плывут, точатся слёзы.

— Брось. Ты хотел и мог помочь. Ты не виновен ни в чём. Ты не виноват, что я отказался.

Юстин встал. Слишком торопливо. Пошагал к двери.

— Прощай, — он бросил это слово, словно выплюнул — Извини.

— Не за что. Прощай. Спасибо, Юстин.

Дверь грохнула, словно её закрыл глухой от рождения. Эхо загудело под сводами темницы. Умолкло.

Глава LVI

«К ЖИВОТНЫМ И ГАДАМ...»