— Готово. Будем ждать. Иуда с Анеей где?

— Вон, — показал Марко.

— Знают место, где сойдёмся?

— Знают, — ответил Клеоник. — Хутор Фаустины.

— Хорошо. Держитесь твёрдо, друзья.

Человек с крестом появился в замковых вратах. И тут уж не крик, и нестерпимый вопль потряс воздух. В замковом дворе, где можно будет увидеть всю казнь, с начала до конца, собрались наиболее знаменитые, уважаемые и богатые.

— Распни его! Распни!

Стража едва сдерживала древками гизавр толпу, которая лезла, рвалась, плевала, висла, стремясь дотянуться и ударить. И в этом рычании совсем не слышно было, как тихо плакали люди около стен.

Слышали это немногие. В частности Кашпар Бекеш и Альбин-Рагвал-Алёйза Криштофич, стоявшие на выступе контрфорса, возле замкового дворца. Бекеш словно немного повзрослел. Всё тот же меч в золотых ножнах, та же утончённая прелесть одежды, та же улыбка. Те са­мые солнечно-золотые волосы падают из-под берета. Но в огромных глазах, вместе с немного пренебрежительной покладистостью, — степенное, тяжёлое понимание.

— Разгул тёмных страстей, — отметил Криштофич.

— Всё надо видеть своими глазами. Даже само­званцев.

— Сидел бы лучше дома, заканчивал свои «Рассуж­дения о разуме». Чудная может быть книга.

— Хочу видеть. Даже ад хотел бы видеть. Что с тобой, брат Альбин?

— Я думаю, что мне доведётся бросить тебя, сынок. Не позже чем завтра я убегаю из города. В Вильно.

— Почему это?

— Смотри, — Криштофич указал рукой.

К человеку с крестом отовсюду тянулись кулаки.

— Смерть! Смерть ему!

— Стража! Молодцы наши! Сла-ава! С этими не побрыкаешься! Дудки!

— Пускай умрёт!