Голос был таков, что серый поморщился, посмотрел на них, на человека с крестом, на кричавшего Ильюка. И внезапно улыбнулся. Так, как тогда, около церкви, зашёл стороной и на минуту прилип к расстриге. Рука незаметно скользнула вверх.
И тут же серый пошёл дальше.
Ещё несколько минут никто ничего не замечал. И лишь потом увидели соседи закинутую голову и остекленевшие глаза пророка.
Потом он упал на спину.
Серый поодаль удовлетворённо хмыкнул.
«Под лопатку. Чудес не бывает. Видишь, человек с крестом, я не разучился. И теперь лучше всех владею ножом. Как же это я так оплошал с тобою? Хорошо, что я оплошал с тобою. Едва не убил хорошего человека. Вот видишь, я немного отблагодарил тебя, хороший человек».
Приблизительно тем же делом, что и серый, занимались Фома и Вус. Искали рыбника. Тоже свидетельствовал на суде. Уж если одного убили, то и за второго тот же ответ. Наконец Вус заметил его поодаль от Воздыхальни, ближе к коридору, которым вели Христа.
— Распни! Распни!..
Друзья начали тесниться к нему.
...От гульбища плыло к Зитхальному горбу шествие. Высшее духовенство. Ревели глотки, сизо плыл в солнечном свете дымок ладана, блестела парча. И над всем этим, выше всего, плыла платформа с восковым, разубранным в золото Христом.
Живой поднял голову:
— Эй, братец! Эй, восковый! Замолви там за живого словечко на босяцком небе!
Крик был страшным. В тишине, упавшей за ним, засмеялся какой-то богато одетый юноша. Седой сосед поучительно растолковал ему:
— Услышав шутку — никогда не смейся первым Неизвестно ещё, что за ту шутку будет.
Но смеялись уже все. Краснели лица, слёзы брызгали из глаз, вспухали жилы на лбах.
— Го-го-го, га-га-га, гы-гык!
— Инри, а! Вот так инри!
— Затейник, а!
Христос в этот момент приближался к Бекешу. Тот немного брезгливо, но доброжелательно смотрел на оборванного, забросанного грязью человека, тащившего крест. В это мгновение Христос поднял голову, и глаза их встретились.
Плыло, плыло навстречу Кашпару загаженное, испоганенное, всё в подтёках крови и грязи лицо. И на этом лице, которое было похоже на страшную, чудовищную маску, сияли светлые, огромные, словно всю боль, всю землю и всё небо вобрали...