Пришлось Антону идти на поклон к Васе Совыня. У Васи «Москвич», новая машина — надежный и удобный транспорт. Если ехать бричкой, всю утробу растрясет (да и где ее достанешь, ту бричку?). И времени уйму угробишь, пока туда-сюда обернешься. А машина быстрая штука: полчаса — и ты в Андреевке, у деда Ковбасы, сидишь у порога, дожидаешься своей очереди. Надо идти только к Васе. Вася не чужая людина — бывший коммунар, выручит.

Многие считают Василя человеком заслуженным, бывалым, повидавшим виды. Война кидала его и в Чехию, и в Словакию. Там, вдалеке, и ногу потерял. По возвращении домой был назначен заведовать колхозными складами. Пост немалый! И живет теперь Василь Совыня, видать по всему, не впроголодь. Однако в расточительстве и хищении не замечен. Улик нет. А не пойман — не вор, как говорится. Потому сохраняется за Василем репутация положительная. Ну, и боевые медали тоже свой вес имеют.

На народе Василь держится степенно. А дома, свидетельствуют соседи, Совыня остается прежним довоенным Василем: сквернословит вовсю, жинку тиранит. Случается, лень ему подняться с кровати, чтобы выключить радиорепродуктор, висящий в красном углу, зовет жену:

— Домахо! Домахо! Где ты там ховаешься?

— Чего тебе?

— Выкинь на помойку цю брехалку! — показывает в угол.

— Нову купишь, чи шо?

— Выкинь, кажу, а то я за себя не ручаюсь.

Однажды не докликался Василь своей Домахи и поступил таким образом: снял висящее у него над кроватью ружье, взвел курок, прицелился в красный угол. Ударил выстрел — и от репродуктора остался только металлический ободочек, колыхающийся на гвозде.

Совыня живет неподалеку от чапаевской конторы: сразу за Компанейцевой балкой, первый переулок направо. Участок его узкой полосой спускается прямо в балку.

Антон издали увидел хозяина, сидящего на лавочке под хатой, заторопился обрадованно:

— Добривечер!

— Взаимно!

— Отдыхаем?

— Дай, думаю, трошки посидю на воле. В хате тошно по такой погоде, дыхнуть нечем.

— Погода давучая, — согласился Антон, — может, на дождь так парит?

— Хто его знает? У людей везде дожди идут, а до нас не доходят.

— Скажи ты, живем, як в заколдованном месте.

Вася сбил на ухо серый картуз, поинтересовался:

— Растолкуй мне, Антон Охримович, шо оно за явление. Был я на прошлой неделе возле моря, ездил на Куликову балку за бычками. Так, поверишь, над морем такой ливень сечет, что страшно глянуть, — море аж стогне. А на берегу, як обрезано, — ни капли. Вот загадка! Значит, над водой — вода, над сушью — сухо? — Он щелчком кинул папиросу через забор, на улицу. Папироса полетела, роняя искры. — Ей-бо, похоже, як у людей: у кого е, тому еще бог дае; у кого нема — хай сам клима́.