Это случилось утром в последнее воскресенье августа. Почти не спавшая всю ночь из-за рано начавшихся схваток, Паня наконец не выдержала, начала всхлипывать, зовя мужа:

— Тоня, подойди. Ой, погано мне, тяжко!..

Антон, лежавший на полу, оторвал голову от подушки, вытер рот рукавом исподней рубашки.

— Чего ты?

— Режет вот тут. Что со мною?

— Видать, пора, — осевшим со сна голосом проговорил Антон.

— Не знаю… Еще ж недели не хватает до сроку.

— Может, не тем повечеряла?

— Я ж ничего не ела…

Антон подошел, наклонился над ней, потянулся было губами к ее лбу, чтобы проверить, нет ли у нее жару. Но Паня вдруг вскинулась, запротестовала:

— Уйди, уйди, христа ради!..

Дверь на кухню была приоткрыта. Оттуда послышался сухой, визгливый скрип деревянной кушетки, донесся спокойный, размеренный голос Охрима Тарасовича:

— Что ты стоишь над нею, як журавель? Тут дело такое, что гадать не приходится. Седлай свою железяку (имел в виду мотоцикл) и гайда в больницу: пришло время, значит, надо поторапливаться:

— Зараз, Паня, я минутой!..

Антон наспех одевался, не попадая в рукава сорочки, путаясь в брючинах штанов. Простоволосый, подался в сарай, выкатил мотоцикл, откинул кирзовый чехол коляски.

Зелень неба исподволь наливалась желтовато-розовым соком близкого восхода. Было похоже, будто вызревает яблоко белый налив. Лица обдавало ветром, впитавшим в себя прохладу ночи. Со двора неторопливо выплывали коровы, где-то в отдалении уже слышались призывные постреливания пастушьего батога. Кидались к кормушкам выпущенные из курников куры, крякали суетливые, тяжелые в ходу утки. Все просыпалось, потягивалось, зевая. Ранние дымки прямыми столбиками утекали в еще не заголубевшее небо. Прохладная, отяжелевшая от ночной росы пыль лениво поднималась над колеей и тут же падала.

Паня всю дорогу протестовала:

— Зачем ты меня везешь, что срамишь? Еще столько времени до сроку, а ты в больницу!..

— Гляди, припозднимся, что тогда! — мирно уговаривал ее Антон, которого все сильнее охватывало незнакомое ему беспокойство. Он ловил себя на мысли о том, что в прошлый раз, когда подходило Володькино время, все было значительно проще. Отчего же теперь столько суеты?

Когда Паню приняли и положили, ему вынесли ее одежду. И это тоже его вкрай взволновало. Недоброе предчувствие сжало сердце. Он даже подумал, усмехнувшись: «Старею, чи шо?» Он надеялся, что все произойдет не скоро, — так и сама Паня рассчитывала. А раз не скоро, то чего же заранее тревожиться. Еще есть время, все уляжется, наладится. Паня в надежном месте, за ней присмотрят, не допустят какой-либо случайности. Антон старался настроить себя на размеренный, неторопливый лад. Вернувшись домой, поснедав, взял топор, пошел к соседу Ивану Дудкину наточить лезвие на точиле. Пошел да и задержался с разными разговорами.