— Что?!
— Да, расстреляны по моему приказу. И остальных большевиков расстреляем. Эсеров не трогаем. Привезли ко мне вашего Успенского. Дурак дураком, по-моему, штаны трясутся. Я приказал его отпустить.
Белов долго, напряженно дышал в трубку. Наконец произнес:
— Сволочь ты, Осипов. Если все то, о чем ты сейчас мне рассказал, не пьяный бред, то запомни: я, Белов, комендант крепости, служил и буду служить трудовому народу. Вшивым Бонапартикам не слуга. Я разнесу твое логово из орудий. У меня шестидюймовки. Запомни[22].
— Иван! — воскликнул предатель, внутренне содрогаясь. — Опомнись. Ты же эсер! Для тебя стараюсь. Мы обнародовали «Декларацию»... Созовем Учредительное собрание. Я же диктатор на время, пока все образуется!..
— Дерьмо ты, а не диктатор! — в сердцах отвечал Белов. — Ты, подлец, лишь сейчас на пузе передо мною ползаешь. А совсем недавно твои поганцы пытались взять крепость обманом. Негодяй Шашарин, бывший золотопогонник, оставил незапертым запасный вход в крепость, чтобы через него ворвалась банда мятежников. Ан кукиш тебе! Мы обнаружили незапертый ход. И встретили головорезов как следует, дали прикурить.
— Иван! — заорал Осипов в трубку. — Тебе ничего другого не остается, как перейти на мою сторону...
— Я думал, что разогнанная банда — белогвардейская свора, а оказывается, это твои молодчики?
— На моей стороне, Иван, все: эсеры всех мастей и оттенков, монархисты, радикалы, конституционалисты. Даже из старого города Тимурбек привел полтораста аскеров!..
— А большевики приведут из старого города в сто раз больше. Кончай бузить, Осипов, крышка тебе. И еще... К твоему сведению: предатель Шашарин, его сподручный Казаков схвачены и расстреляны.
Душонка предателя затрепетала от страха.
— Насчет атаки крепости... Случайно получилось. Без моего приказа...
— Падла ты поганая!.. Можешь посчитать, сколько мои ребята уложили твоих головорезов. Веером разлеглись. И не крути, Осипов. Я — солдат. Прошел всю германскую. Унтер-офицер. Повидал всякого. Я человек долга. Народ доверил мне крепость — я ее защищаю. Я не предатель, как ты, Осипов!.. Понял?!.
Мятежник бросил телефонную трубку. В изнеможении отвалился на спинку кресла.
В дежурной комнате полка, превращенной Осиповым в кабинет, сейчас никого не было. Он выпил еще коньяку. Но не приходило душевное успокоение. И вдруг явился... Блаватский! Он ухмылялся, поглаживая мертвой рукой кровавую рану на лбу.
— А-а-а-а-а-а!.. — заскулил предатель и вырвал из полированной колодки маузер.
— Ты же меня уже однажды убил, — Блаватский подмигнул шефу мертвым глазом и исчез.