Он стоял у какой-то черты, за которую не мог ступить и отчетливо видел все в прошлом: он как бы стоял в темноте у стеклянной стены и смотрел сквозь нее на ярко освещенную сцену, на которой все было уменьшенных размеров.

То была его мать, которую он забыл. В этом не было его вины, но сейчас он почувствовал остро горечь утраты и ощутил связь с матерью — впервые за столько лет.

Из кустов с корзиной ягод вышла Даша, увидела его и удивилась. Она поставила корзину и, оглянувшись, направилась к нему. В это время неподалеку ее окликнул отец:

— Даша!

Она остановилась, молча улыбнулась, лукавым жестом соучастницы показала: «После свидимся», взяла корзину и пошла на голос. Ее тут же закрыли ветки. Вербин шагнул в сторону, чтобы видеть ее: легким шагом она пересекала поляну.

Он смотрел, как она удаляется, ее тонкая фигура оказывалась то в тени, то на солнце; мелькая среди стволов, Даша постепенно исчезала в пестрой ряби бликов. Она растворялась в пятнах света, в чересполосице теней, таяла в полупрозрачном воздушном дыме солнца — мелькнула в последний раз, исчезла, и когда ее уже не было видно, он все еще угадывал ее, придумывал в прихотливой сумятице веток, листьев и стволов.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1. Очередной сеанс связи Вербин пропустил: разговаривать с управляющим ему не хотелось.

— Скажи, что я рано в поле ушел, — велел он диспетчеру.

В последние дни он избегал встреч с жителями деревни. Новость о том, что геодезист и реечник работают на Марвинском болоте, взволновала деревню, все напряженно ждали, что будет дальше. Геодезист между тем работал без большой охоты: кто-то из местных посулил ему трепку, а кроме того, рабочие колонны рассказывали, что деревенские мужики грозили поломать машины, если те пойдут на Марвинское болото.

Итак, вся деревня жила в тревожном ожидании. Со смертью бабы Стеши его не просто сторонились — боялись. Должно быть, и вину за ее смерть возлагали на него. Они были убеждены, что он перенял дело Аглаи и усилил его своими познаниями, мало того — в его руках промысел Аглаи выглядел намного страшнее, чуть ли не сокрушительным. То, что ему казалось нелепым, для них было вполне уместным, несовместимости между ним и делом Аглаи они не видели.

В колонне же ничего не менялось. Деревенских в ней почти не было, колонна кочевала по району, рабочие где-то имели дома и семьи, к которым отправлялись на зиму. Из деревни в колонне работали обученные наскоро девушки-дреноукладчицы да подсобники вроде Федьки, никто в колонне не верил в страхи местных жителей, напротив, над ними посмеивались.