Основной процесс, с помощью которого агрессор пытается избавиться от слабости, страха и презрения к себе, идентифицируя себя с жертвой, а затем пытаясь аннигилировать или уничтожить ее (хотя и временно), включает в себя психологическую защиту проективной идентификации, описанную ранее, и жертва сама принимает на себя эти характеристики. Она в некотором смысле вынуждена становиться слабой, напуганной, неспособной успокоиться или успокоить своего партнера в рамках этих чрезвычайно ограниченных отношений. Юинг не учитывает сложностей этого процесса и разрушительной взаимозависимости между ролями жертвы и агрессора, которая увековечивает цикл избиения, прощения, примирения, отчуждения и избиения (Ewing, 1990). Хоть он и прав, подчеркивая тот факт, что продолжительное насилие приводит к психологическому повреждению «самости», но при этом он игнорирует природу формируемой самости, которую можно рассматривать как преувеличение одних ее аспектов и пренебрежение другими в поляризованной диаде. То есть жертва берет на себя презираемые части своего агрессора, а агрессор в этот момент теряет свою слабость.

Можно утверждать, что теория выученной беспомощности игнорирует сложность индивидуальных интерпретаций событий, т. е. те когнитивные процессы, которые являются посредниками между возникновением болезненных стимулов и ответом на них индивидуума. Понятие «избиваемой женщины» учитывает эту модель и включает ее в описание «типичный эффект систематического насилия», когда женщина воспринимается как пассивная, виктимизированная и теряющая рассудок. В синдроме «избиваемой женщины» игнорируется активный аспект партнера-женщины в насильственных отношениях и важность ее бессознательного и сознательного выбора для участия в отношениях, наполненных жестокостью. Юинг полностью поддерживает эту доктрину попирается на нее, пытаясь обеспечить сложную юридическую защиту избиваемых женщин, которые решились на убийство. Несмотря на интуитивную привлекательность его концепции и вызывающее симпатию описание психического проникновения и поражения, она в конечном счете несостоятельна ни как юридическая защита, ни как психологический анализ.

Подобно использованию в качестве правовой защиты «предменструального синдрома», использование в суде понятия «психологической самообороны» рискует показаться излишне феминистским и склонным патологизировать реакции женщин на систематическое угрожающее насилие. Тщательный анализ отдельных ситуаций должен показать необязательность принятия таких теорий, основанных на понятиях уязвимости женщин и их «особого» статуса. В юридической защите, базирующейся на существовании «синдрома», патология занимает центральное место. Использование синдрома может приносить больше пользы для правовой защиты в суде, чем эмпирически подтвержденное клиническое явление; это обсуждается в главе 4 в связи с диагнозом делегированного синдрома Мюнхгаузена. Существует опасность, что если назвать реакцию на систематическое насилие «синдромом избиваемой женщины» без надлежащей ссылки на социальные, культурные и политические обстоятельства, которые позволяют этому насилию продолжаться, то это будет поддерживать предрассудок о присущем женщинам врожденном безумии. Самооборона была переосмыслена в проявление истерии. Расширение границ признания поправки о провокации в любом случае сделает ненужным понятие «психологическая самооборона».