В грустной задумчивости Люсетта сказала: «Как отвергнутая кокотка, Ван».

«О моя душенька! – воскликнул Ван, пораженный собственной черствостью и жестокостью. – Пожалуйста, прости меня! Я нездоров. Последние четыре года я страдаю от единокровнеоканцероза, таинственной болезни, описанной Конильетто. Не клади свою холодную ручку на мою лапу – это может только ускорить и твой, и мой конец. Продолжай свой рассказ».

«Что ж, обучив меня простым гаммам для одной руки, которые я могла разыгрывать самостоятельно, жестокая Ада меня бросила. Правда, мы никогда не переставали делать это вместе, время от времени – на ранчито каких-нибудь знакомых после вечеринки, в белом седане, которым она учила меня управлять, в спальном вагоне, мчащем по прерии, в печальном, печальном Ардисе, где я провела с ней одну ночь перед отъездом в Куинстон. О, я обожаю ее руки, Ван, потому что на них такая же родинка, потому что пальцы такие же длинные, потому что они, в сущности, Вановы в отражении, в уменьшительно-ласкательной форме – ручки (разговор, как то нередко случалось в эмоциональные моменты у представителей Вин-Земской ветви этого странного семейства, благороднейшего в Эстотиландии, знатнейшего на Антитерре, пестрел русскими оборотами – особенность, не слишком последовательно переданная в этой главе – читатели сегодня беспокойны). Она бросила меня, – продолжала Люсетта, издав одной стороной рта щелкающий звук и оглаживая задумчивой ладонью телесного цвета чулок. – Да, она ввязалась в довольно безотрадную интрижку с Джонни, молодой звездой с Фуэртевентуры, c’est dans la famille, своим точным однолеткой, к тому же очень похожим на нее, родившимся в тот же год, день, миг —»

Здесь глупенькая Люсетта допустила промашку.

«Ах, этого не может быть, – прервал ее помрачневший Ван, раскачиваясь из стороны в сторону со сложенными на груди руками и нахмуренными бровями (страшно хотелось прижать смоченную в кипятке Wattebausch – как жалкий Рак называл ее клавишамкающие арпеджио – к этому наливному прыщу на правом виске). – Этого просто не может быть. Ни единый проклятый близнец не в состоянии так сделать. Даже те, которых видела Бриджет, миленькая штучка, как я ее себе представляю, с этим свечным пламенем, играющим между ее оголенных сосочков. Обычно близнецы появляются на свет с разницей во времени, – продолжал он голосом помешанного, столь хорошо контролируемым, что он звучал скорее надменно, – редко составляющей менее четверти часа, – время, необходимое работающей матке для восстановления сил и расслабления с женским журнальчиком перед возобновлением своих довольно неаппетитных схваток. В очень редких случаях, когда матка просто продолжает автоматически сокращаться, акушер может воспользоваться этим, чтобы извлечь второе отродье, которое, таким образом, считается, скажем, тремя минутами моложе первого, что в случае династически счастливых разрешений от бремени, вдвойне счастливых, так сказать, – весь Египет сгорает от нетерпения, – может иметь, и имело, даже более важное значение, чем в финише марафона. Но живые создания, сколь бы многочисленными они ни были, никогда не рождаются à la queue-leu-leu. “Одновременные близнецы” – противоречие в определении».