«О да, – небрежно ответил Ван. – Грубоватый современник римского ученого Юстина. Да, отличный выбор. Ослепительная смесь утонченности и остроумной похабщины. Ты, милая, читала его в подстрочном французском переводе с греческим оригиналом en regard, не так ли? Но один мой здешний приятель показал мне фрагмент из новонайденной рукописи, ты не могла видеть, о двух детях, брате и сестре, которые делали это так часто, что в конце концов померли спаренными, и сколько их ни пытались разделить, ничего не выходило – он просто тянулся и тянулся, всякий раз втягиваясь обратно, едва ошарашенные родители отпускали его. Ужасно неприлично и ужасно трагично и страшно смешно».

«Нет, я не знаю этого отрывка, – сказала Люсетта. – Но Ван, почему ты —»

«Сенная лихорадка, сенная лихорадка!» – крикнул Ван, обшаривая пять карманов одновременно в поисках носового платка. Ее сочувственный взгляд и бесплодные поиски вызвали такой прилив горя, что он предпочел выбежать из гостиной – на ходу схватил письмо, уронил его, поднял и, отойдя в самую дальнюю комнату (благоухающую ее «Деграсс»), вмиг прочитал его.

О дорогой Ван, это моя последняя попытка. Можешь назвать ее «распиской в безумии» или «покаянной рутой», но я хочу приехать и жить с тобой, где бы ты ни был, с тобой, до скончанья времен. Если ты отвергнешь деву у твоего окна, я пошлю аэрограмму о своем безотлагательном согласии на предложение руки и сердца, сделанное твоей бедной Аде месяц тому назад в штате Валентина. Он русский, из Аризоны, порядочный и покладистый, не слишком утонченный и совсем не светский человек. Единственное, что нас объединяет, это живой интерес ко многим растениям пустыни, имеющим такой воинственный вид, особенно к разновидностям агав, укрывающим гусениц благороднейших американских существ, мегатимид, именуемых по-английски Гигантскими Шкиперами (как видишь, Кролик снова роет норы). Он владеет лошадьми, полотнами кубистов, «буровыми скважинами» (чем бы они ни являлись – адский отче наш, тоже владеющий несколькими, не стал объяснять, отделавшись, по своему обыкновению, непристойными намеками). Я сказала своему терпеливому Валентинианцу, что дам твердый ответ после того, как снесусь с единственным мужчиной, которого я когда-либо любила или буду любить. Постарайся дозвониться до меня сегодня. На ладорской линии какие-то серьезные неполадки, однако меня заверили, что неисправность будет обнаружена и устранена до речного прилива. Твоя, твоя, твоя. А.

Ван вынул чистый платок из аккуратной плотной стопки в ящике комода – действие, которое он тут же повторил, выдернув листок из блокнота. Удивительно, насколько могут быть полезны в такие расколотые моменты эти машинальные ритмичные движения со схожими между собой (белизна, прямоугольность) случайными предметами. Он написал короткую аэрограмму и вернулся в гостиную. Там он увидел надевающую свои меха Люсетту и пятерых неотесанных ученых, которых впустил его идиот камердинер: в совершенном молчании они стояли вокруг любезной стройной красавицы, показывавшей моды зимнего сезона. Бернард Раттнер, черноволосый, краснощекий, крепкого сложения молодой человек в больших очках, приветствовал Вана с радостным облегчением.