* * *

Поесть Костя любил. Вот и сейчас один запах жаренной с лучком картошки вызвал в нем целую бурю эмоций. Зубенко театрально изобразил, что его ноги подкосились, и он в изнеможении упал на кухонную табуретку, безвольно уронив локти на стол.

– Это же симфония! Владка! Черт, в комнате усидеть невозможно! Пришел вот на аромат. Чудесно! Волшебно! Обожаю! Все, что хочешь, проси! Готов! Все, и полмира в придачу – за тарелку твоей картошечки… ммм… с луком, теряю волю!

Влада, даже не взглянув на страдальца, молча сняла с огня сковороду и поставила скворчащую массу прямо ему под нос. Костя потянулся было за вилкой, но Влада опередила его, подав ложку.

– Ешь, ложкой, Зубенко, сподручней будет.

– Угу! Ясен-прекрасен! А?

– Все – тебе. Мишка с Полиной не скоро будут. Ешь, я не хочу.

– Ну, не знаю… Умеешь ты уговаривать! – Костя еще помедлил чуть для приличия и с аппетитом стал запихивать еду за щеки. Через пару секунд, забыв обо всем, начал чавкать и причмокивать, изредка бросая благодарные взгляды на Владу, поглядывающую на него со странным выражением: не то с грустью, не то с сожалением.

Утолив первый голод, Костя, почувствовав неловкость от пристального взгляда, с сожалением отложил ложку.

– Чо, это на всех, что ли? Или чавкаю?

– Кушай, Зубенко. Специально для тебя готовила. Давай-давай, – Влада ободряюще улыбнулась.

Костя начал снова есть, но блюдо теперь не приносило прежнего удовольствия. Почуяв, что что-то не так, отодвинулся от стола и вперился в девушку внимательным, сразу посуровевшим взглядом.

– Ясно. С чего бы это ты мне начала стряпать… У тебя ж Мишка есть. Я правильно понял?

– Пока есть. Как и Полина у тебя. Есть. Мы все есть друг у друга… пока…

Зубенко едва сдержался, чтобы не вскочить и не наорать на дуру, но смог лишь просипеть внезапно севшим голосом:

– Ты чо мелешь? Вообще уже?

– Покушал? Пожалуйста! – ядовито скривилась Влада. – Разговор будет тяжкий, хотела подсластить, вот и нажарила твоей любимой.

– Какой? Кх… разговор? – в горле у Кости внезапно пересохло, он понял, что не хочет знать, что там выложит эта ядовитая сучка. Однако, какими бы не были горькими новости, не знать их будет только хуже. Зубенко, почувствовав, как ныряет в холодный омут, передернул плечами и тяжко вздохнул: – выкладывай, не томи.

– Мишка под утро приплелся. Счастливый. Давно его таким не видела.

– Пьяный опять, что ли?