— Ну да, — говорит она, — ведь ты считал, что я не выдержу, верно?

— Да, считал.

— Понятно. Отвел мне единственную задачу — нести в мир твое потомство. В ту секунду, как ты узнал, что твое семя проросло, я перестала быть для тебя человеком.

— Ничего подобного.

— Разве? Ты же в тюрьме вроде как набрался опыта и разлюбил меня, потому что я, видите ли, променяла тебя на покупки вещей для ребенка и встречи с доулами[36].

— Чушь собачья! — рычу я. — Ты знаешь, о чем я думал, сидя в долбаной тюрьме? О тебе, Лав. С каждым твоим визитом я замечал все больше враждебности. И бесился, что не мог вместе с тобой выбирать детскую кроватку или встречаться с проклятыми доулами. Но я винил в этом систему. А вот ты винишь меня.

Я тоже говорю правду, но пистолет у нее, и она продолжает разглагольствовать о том, как я ее разлюбил. По меньшей мере странно слышать это от женщины, чья семья заплатила наемникам, чтобы избавиться от меня, словно я бросаю тень на их непогрешимое семейство. А чокнутая у них Лав. Это же она убедила меня, что я не виноват в смерти покойной Бек и покойной Пич, — мол, они просто использовали меня для самоубийства, а их проблемы начались задолго до моего появления. Хуже всего то, что я действительно ее разлюбил. И чувствовал, что все меньше радуюсь каждому тюремному свиданию.

Я хотел любить ее. Всей душой. Но не смог. Мешали ее поступки (она сделала нашего ребенка пешкой в своей игре) и разные мелочи (она предпочитает искусственный снег в торговом центре настоящему) — и сейчас она продолжает рассуждать, и кормит моего сына гуакамоле и кинзой, и я ей повиновался. Уехал. Пошел против гребаной природы, чтобы умилостивить ее, и что получил в ответ? Удар в спину, едва я встал на ноги, — и я не хочу любить тебя, Мэри Кей, просто люблю, и всё.

Лав указывает мне на диван.

— Садись, — говорит она. — И не сопротивляйся: пристрелю без колебаний. Глушитель у этой пушки отменный. — Не упускает шанса напомнить мне, что может позволить себе самое лучшее, будто я не знаю этого; будто не деньги свели ее с ума, потому что деньги никого не делают счастливым, если не использовать их во благо. — Я практиковалась. Ходила на стрельбище. Если попробуешь что-нибудь выкинуть… — Это говорит женщина, укравшая у меня сына. — Я настроена серьезно, Джо. Я тебя убью.

— Я не буду с тобой пререкаться, Лав. Я пришел заключить перемирие.

Те, у кого есть дети, любят повторять тем, у кого детей нет, что некоторые вещи можно понять, только став родителем, что родительство меняет человека, что любовь познается лишь после рождения ребенка. Позиция оскорбительная и показывает как раз, что эти люди напрочь лишены человеколюбия. Однако они правы в одном: материнство действительно меняет женщин. Передо мной не Лав Квинн. Это безумная Лав, вооруженная и опасная.