О, моя ученица, слишком мятежная для рая и невинная для ада! Я смотрю на тебя, преклоняюсь перед тобой и мечтаю о тебе, но никогда не осмелюсь на большее. Увы! Я знаю, что мог бы сделать тебя счастливой, но неужели мне суждено увидеть, как ты достанешься другому, который ничего тебе не даст? Рука его ласкова, однако слаба, ему не покорить Шерли. Он не сумеет укротить Шерли, а укротить ее необходимо.

Осторожнее, сэр Филипп Наннели! Я никогда не видел, чтобы, сидя рядом с вами или прохаживаясь рука об руку, Шерли молчала, сжав губы, и хмурилась, пытаясь смириться с какой-нибудь чертой вашего характера, которая ей не нравится, или снисходительно относилась к вашим недостаткам, полагая, что их искупают достоинства, хотя ей от этого не легче. Я не замечал гневного румянца на ее лице, мрачного блеска в глазах или легкого отвращения, когда вы подходите к ней слишком близко, глядите на нее слишком выразительно или шепчете что-то с излишней пылкостью. Повторяю, ничего этого я не видел, но вдруг вспомнил миф о Семеле[118], только наоборот.

Я вижу перед собой не дочь Кадма и думаю не о ее роковом желании узреть Юпитера во всем его божественном величии. Предо мной жрец Юноны, глубокой ночью стоящий один у алтаря в аргосском храме. Долгие годы он одиноко поклоняется своей богине, живет в мечтах. Он поражен божественным безумием; он любит идола, которому служит, и день и ночь умоляет Волоокую снизойти к своему ревностному почитателю. Юнона вняла мольбе и пообещала смилостивиться. Весь Аргос спит. Врата храма закрыты. Жрец ждет у алтаря.

Вдруг содрогнулись небо и земля, однако в спящем городе никто этого не слышит, кроме жреца, бесстрашного и непоколебимого в своей слепой вере. Внезапно посреди безмолвия его охватывает ослепительный свет. Сквозь расколовшуюся крышу храма, сквозь широко разверзшиеся небеса, сияющие лазурью, сходит грозное неземное видение. Ты хотел меня узреть? А теперь отступаешь? Не гляди, говорит он себе, но поздно – вспышка, и он ослеплен. Невыразимый голос гремит в храме. Лучше бы его не слышать! Нестерпимое сияние озаряет колонны ужасающим светом, разгорается ярче и ярче… Смилуйтесь, боги, и погасите этот огонь!

Благочестивый житель Аргоса приходит на рассвете в храм, чтобы совершить жертвоприношение. Ночью была гроза, и молния попала в храм. Алтарь расколот, мраморный пол вокруг растрескался и почернел. Лишь статуя Юноны возвышается в гордой неприкосновенности, строгая и величественная, а у ее ног лежит кучка белого пепла. Жреца нет: тот, кто видел, исчез, и больше его никто не увидит.