Она отводит взгляд. Фокусируется на цветочных монокомпозициях, заполняющих мраморные настенные полки у входа.

Невозможно смотреть на него. Теперь разлука как отдельное чувство осязания. Оказывается, раньше еще легко приходилось, когда не видишь его. А сейчас, когда так близко, прямо напротив, взглядом и телом во плоти…

— Я… так будет лучше. Недолго осталось, так или иначе. Риска меньше.

— Кому лучше? — она старается не заводиться, но хватает выдержки на пару мгновений. И зачем? Зачем выдержка? Он знает, как сделал ей больно. Она просто хочет уехать. Уже уехала из города. — Кому и как лучше!

— Я не позволю тебе пострадать.

Привычно он это говорит. Прямо как раньше. Вливается в родную стихию. Шекспировскому драматизму еще не хватает байроновского придыхания, но вместо этого у Карелина всегда жадность и отчаяние в глазах.

— Не позволишь! Мне! Пострадать!

Кира вскакивает с дивана, зажимая в ладони пульт. Рвется вперед, но только до края другого дивана напротив. Теперь Карелин ближе, но все равно далеко.

Он дергается, когда ее нога задевает стеклянный стол.

— Ты… ты! Что ты хочешь от меня? — задыхается она. — Какой лучше? Ты оставил… оставил меня без охраны неделю как. Ты забыл вообще? Теперь притащил сюда. Что ты делаешь? Зачем? Это что, шизофрения?

— Я никогда в жизни, — выговаривает он так грузно, что Кира рыпается на месте, — не оставил бы тебя без охраны.

— Ч-что? — заикается она, но осекается. — Неважно. Толку мне здесь сидеть?

— Пока все не решится. Первые пять дней были непредсказуемыми.

— А я думала, все решилось еще неделю тому назад, — смеется она нервно. — Помнишь? Ты сказал, что все решилось. Ах да. Ты соврал!

Пожирающий ее взгляд словно образовывает собственное магнитное поле. Тяжело на ногах устоять. Как хорошо, что перед ногами диван. Этого мало, но все же преграда.

— Где твои волосы, — наконец-то подает голос Роман. Хриплый и жуткий. Это даже не вопрос. Он будто реально надеется, что сейчас волосы отыщутся. Осматривает ее загнанно и растерянно.

— Не. Твое. Собачье. Дело.

Пульт перекатывается по подушкам дивана, и Кира скрещивает руки, обнимая саму себя. Теперь она повернута к Карелину боком.

Черт побери, голова буквально кружится.

— Как твое самочувствие?