Знобит, как в чревоточине солнцепека, но посреди холодной-холодной пустыни. Она могла бы прочертить до нанодеталей каждый свой сосуд. Сейчас они, все как один, бьются током. Импульсом вибрирует каждая клетка.

Импульсом ужаса и страха. За него. Что он наделал?

Она силой вырывает кисть из хватки — он вынужденно отпускает девушку, но не сдвигается.

— Нет, — яростно отвечает она. — Ты вообще думаешь о ком-то другом, кроме себя? — повторяет за ним один в один.

— Я был неправ, — с нажимом повторяет Карелин, и теперь это он не знает с какой стороны подступиться. — Но если вернуться обратно. Время вернуть. Я поступил бы точно так же. Ты жива и здорова, понимаешь? Мне пришлось заплатить за это. И я заплачу снова.

— Тебе пришлось заплатить, — прищуривается Кира и качает головой вверх-вниз, осматривая комнату. — Ты видимо не заметил, что нас в отношениях было двое. Было. Понял? Ты закончил эти отношения. И ты…

— Ничего я не заканчивал, — рычит он от досады. — Что закончилось? Что я не звонил неделю, не виделись? И это все? Ты что, ждала, когда они уже закончатся! Я не знал, что меня ждет завтра. Ты вообще не должна была быть втянутой в это все. Тогда, в машине… Я не досмотрел это.

— Одно сообщение. Достаточно было одного сообщения.

Он молчит, и она растирает лицо обеими ладонями. Когда его громоздкое тело, как на инстинкте, поддается вперед, Кира отскакивает. Предупреждает не приближаться вытянутой рукой.

Взбешенный и неуклюжий, он заметным усилием воли старается утихомирить самого себя. Ее тело так и рвется к нему, по привычке, и Кира вынуждена отступить еще назад.

— Достаточно? — горько морщится Роман. — Достаточно было бы? Ты веревки из меня вьешь. Я на пороховой бочке живу. Я каждую минуту только и думаю, что может с тобой приключиться. Ты сказала, что не хочешь больше меня слушать. И я. Не смотрел. Твой телефон. И я. Все равно. Не давил на тебя. Ты имеешь хоть малейшее представление, чего это мне стоило?

— Ты поставил охрану мне тогда. Да ты всего в конечном итоге добился, что хотел. Я живу твоей жизнью! Жила! А потом ты отбросил меня. Как игрушку!

— Тогда что ты здесь делаешь, если я отбросил тебя? Тебя вел лучший наемник страны. Лучший наемник континента! Я хотел, чтобы Кулак увидел демонстративный вывод тебя из ситуации. Этот язык ему понятен.

— Ты — трус, — произносит Кира медленно, поворачиваясь к столу обратно, как в гуще тумана. — Ты промолчал, потому что струсил. Твоя гордость тебе дороже, чем… Можешь убить меня после этого. Злись. Буянь. Какая теперь разница. Ты… сделал мне… ты сделал мне… сделал мне…