Было пять часов пополудни, и некоторые рабочие уже вернулись в свои бараки после двенадцатичасовой смены. Хавьер выглянул в окно. Заметил женщину. Не считая жен работников, перебравшихся поближе к мужьям, они здесь были редкостью, но лицо ее показалось ему знакомым, и он пригляделся получше. Потом вышмыгнул из барака и поспешил за ней.

Женщина еле брела, поэтому он догнал ее в два счета.

– Извините, – проговорил цыган, легонько касаясь ее руки.

Конча подумала, что это один из охранников и ее сейчас отчитают за то, что зашла в запретную зону. Женщина остановилась. Она сейчас ничего не чувствовала, страха уж точно.

Хавьер не ошибся. Ее волосы тронула седина, но в остальном она не изменилась.

– Сеньора Рамирес, – проговорил он.

Конче понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кто на самом деле этот обтянутый кожей скелет. Гитарист сильно изменился, только огромные приметные глаза остались прежними.

– Это я. Хавьер Монтеро.

– Да, да, – ответила Конча так тихо, что и пение птицы заглушило бы ее голос. – Я помню…

– А вы-то что тут делаете? – спросил он ее.

Первой его мыслью было – сеньора Рамирес узнала, что он здесь и привезла вести о Мерседес.

– Приехала проведать Антонио, – ответила Конча.

– Антонио! Он что, здесь?

Голова женщины поникла. Ответить она была не в силах, но бегущие по лицу слезы говорили сами за себя.

Они постояли недолго. Хавьер чувствовал себя неловко. Ему хотелось обнять сеньору Рамирес, как родную мать, но такой жест выглядел бы неуместным. Жаль, что ему нечем ее утешить!

Начало темнеть. Конча знала, что ей скоро придется покинуть это место. Она должна была успеть до наступления темноты. Уняв слезы, она наконец заговорила. Перед отъездом ей необходимо было кое-что сделать.

– Наверно, ты не знаешь, где его похоронили. Мне бы сходить на могилку, пока я здесь, – сказала она, держась из последних сил.

Хавьер взял ее под руку и мягко повел к кладбищу, разбитому в нескольких сотнях метров за бараками. На расчищенном от деревьев участке сразу было видно, где землю недавно потревожили: почва была вспучена, точно на пашне. Они подошли поближе. Конча несколько минут постояла там, закрыв глаза и прошелестев одними губами молитву. Хавьер хранил молчание: он сообразил, что Антонио, судя по всему, хоронили в его смену. Даже звук его дыхания казался каким-то грубым вторжением.

Наконец Конча подняла глаза.

– Мне пора, – решительно объявила она.