Светлый фон

– Мисс Скарлетт! Мисс Скарлетт!

Она обеими руками схватилась за него, прижалась крепко. Порк, неотъемлемая часть «Тары», славный Порк, столь же дорогой сердцу, как родные стены и прохлада коридоров! Она чувствовала его слезы на своих руках, потоки слез, а он охлопывал ее, оглаживал с грубоватой нежностью и все приговаривал:

– Ну, как я рад, что вы вернулись, до чего я рад!

Присси разразилась слезами и бессвязным лепетом:

– Порк, Порк, милый!..

А маленький Уэйд, расхрабрившись от столь явных проявлений слабости со стороны взрослых, немедленно начал канючить:

– Уэйд пить хочет!

Скарлетт поняла, что здесь требуется твердая рука – ее рука.

– Мисс Мелли лежит в фургоне, и беби тоже. Порк, ты должен отнести ее наверх – смотри, осторожно! Устрой ее в задней комнате для гостей. Присси, ты возьмешь ее беби и Уэйда. Ступай с ними в дом и дай Уэйду попить воды. А что Мамми, она здесь? Порк, скажи ей, она мне нужна.

Властные нотки в ее голосе дали Порку заряд энергии. Он подошел к фургону и закопошился у заднего бортика. У Мелани вырвался стон, когда он приподнял ее и потянул с перинки, на которой она пролежала все это время. Но, оказавшись в сильных руках Порка, она успокоилась и, как ребенок, опустила голову ему на плечо. Присси, держа в одной руке младенца, а другой ведя за собой Уэйда, поднялась следом за ними по широким ступеням и скрылась в темном холле.

Скарлетт кровоточащими пальцами поглаживала руку Джералда.

– Как они, па? Получше?

– Девочки поправляются.

И все. Навалилось молчание, и в этом молчании страшная мысль, настолько чудовищная, что ее нельзя было высказать вслух, обрела плоть. Скарлетт не могла, физически не могла выговорить это. Она пыталась проглотить комок, застрявший в горле, но от внезапной сухости у нее как будто спеклось все внутри. Неужели это и есть ответ на пугающую загадку тишины в «Таре»?

Отвечая на невысказанный вопрос, Джералд заговорил.

– А мама… – сказал он и остановился.

– А мама?..

– Ваша мама вчера умерла.

Не выпуская отцовской руки, Скарлетт прошла через просторный холл, который был так привычен, так хорошо знаком ей, что даже в полной темноте она видела его внутренним зрением. Она обходила кресла с высокими спинками, пустую стойку для ружей, старый буфет с выступающими ножками в виде когтистых лап; инстинкт вел ее к маленькому кабинетику в задней части дома, где Эллен обычно сидела за своими бесконечными счетами. И естественно, когда Скарлетт войдет в эту комнату, мама опять будет сидеть там за секретером; она поднимет глаза, и перо повиснет в воздухе; она встанет, окутанная легким, чудесным своим ароматом и шелестом кринолинов, – поднимется встретить свою усталую дочь. Эллен не может умереть, не может она быть мертвой, хоть па и сказал. Сказал и твердит теперь, как попугай, который знает только одну фразу: «Она вчера умерла, она вчера умерла, она вчера умерла»…