– Слэттери? – Скарлетт была в замешательстве. – Они-то здесь при чем?

– У них там хворь началась, понос и рвота и все такое. – Мамми указала своим тряпьем на обнаженных девчушек, расплескав при этом воду по влажной простыне. – Эта ихняя нахалка Эмми, она слегла, ну и старая мисс Слэттери, ее матушка, тут как тут, прилетела за мисс Эллен. Она всегда так делает, случись чего. И почему это она не может сама выхаживать своих-то, собственных детей? А мисс Эллен и без того воз везет выше головы. Но мисс Эллен, она к ним пошла и Эмми выходила. А ведь сама была уже очень плоха, мисс Скарлетт. Ваша мама давно была нездорова. Еды у нас не слишком много, да еще интенданты вытягивают все, что мы вырастим. Ну, мисс Эллен и всегда-то ела как птичка. Уж я говорила ей, говорила, оставьте вы их, эту белую шантрапу, пусть сами как-нибудь. Но она моим словам ноль внимания. И вот, как только Эмми вроде пошла на поправку, тут с этим делом слегла мисс Кэррин. Да, мэм, тиф – он такой, от них к нам прямой дорожкой. Первой попалась ему мисс Кэррин, а потом и мисс Сьюлен. Тогда мисс Эллен взялась ухаживать и за ними тоже.

Мамми вздохнула, повозилась еще с девочками и продолжала неспешную речь:

– У железной дороги сражения, за рекой янки, мы знать не знаем, что с нами будет, негры с полей бегут что ни ночь – в общем, я чуть с ума не сошла. А мисс Эллен ничего, свежая и холодная, прямо огурчик. Только очень тревожилась за молодых барышень, потому что у нас не было ни лекарств, ни… вообще ничего. А однажды ночью она мне и говорит – после того, как мы раз десять уже обтерли молодых барышень, – вот, значит, она мне и говорит: «Если б я могла продать свою душу, я бы ее продала – за кусочек льда, чтобы положить на лоб моим девочкам». Она никого сюда не допускала – ни мистера Джералда, ни Розу, ни Тину – никого, кроме меня, потому что я тифом уже переболела. А потом тиф скрутил ее, мисс Скарлетт, и я сразу поняла, что тут уже ничем не поможешь. – Мамми распрямила спину, подняла край фартука и остановила потоки слез. – Она ушла быстро, мисс Скарлетт, и даже тот славный доктор янки ничего не сумел для нее сделать. Она ничего не сознавала, вообще ничего. Я звала ее, говорила ей что-то, а она не узнавала даже свою собственную Мамми.

– А она… не говорила… не упоминала обо мне? Не звала меня?

– Нет, душа моя. Ей мнилось, что она опять маленькая девочка и опять у себя в Саванне. И никого не звала, по имени не звала.

Тут вмешалась Дилси. Она положила спящего ребенка к себе на колени и сказала:

– Не так, мэм. Она звала. Кого-то называла по имени.