– Закрой свой рот, ты, помесь ниггера с индейцем! – Мамми повернулась к Дилси с угрожающим видом.

– Тихо, Мамми! Кого она звала, Дилси? Папу?

– Нет, мэм. Не папу вашего. Это было в ту ночь, когда жгли хлопок…

– Что, у нас нет больше хлопка? Говори мне быстро, Дилси!

– Да, мэм, весь хлопок сожгли. Солдаты выкатывали его из-под навеса на задний двор и покрикивали: «Вот это будет костер так костер, самый большой на всю Джорджию!» И запалили его.

Трехлетний урожай хлопка – сто пятьдесят тысяч долларов – и все коту под хвост…

– От огня везде стало светло, как днем. Мы испугались, как бы и дом не сгорел. В этой комнате было так светло – хоть нитку в иголку продевай. И вот, когда окно-то осветилось, то, похоже, это разбудило мисс Эллен. Она села в кровати и громко выкрикнула, раз и другой, вот так: «Фи-ли-ипп! Фи-ли-ипп!» Я такого имени раньше не слыхала, но это точно было имя, и она звала.

Мамми стояла окаменев и пронзала пламенным взглядом негодницу Дилси, но Скарлетт ничего не видела. Она сидела, уронив голову на руки. Филипп… Кто он такой и кем он был для матери, если она звала его перед смертью?

Долгая дорога из Атланты в «Тару» закончилась. Закончилась, упершись в голую стену, – та дорога, что должна была окончиться в объятиях Эллен. Никогда больше не сможет Скарлетт заснуть, как ребенок, под надежной защитой отцовского крова и материнской любви, укутавшись в эту любовь и заботу, словно в одеяло из гагачьего пуха. Нет больше той надежной гавани, куда она могла бы возвращаться и отдыхать душой. И нет никого, кто подставит плечо под ее ношу, разделит ее тяготы. Отец ее стар и полностью выбит из седла, сестры болеют, Мелани хрупка и слаба, малыши беспомощны, а негры смотрят на нее с детской верой и льнут к ее юбкам, зная, что дочь Эллен будет тем прибежищем, которым всегда была Эллен.

За окном, в слабом свете поднимающейся луны, перед ней раскинулась «Тара» – акры опустошенной земли, на которой некому работать, развалины на месте хозяйственных построек – «Тара» лежала перед ней, как истекающее кровью тело. Нет, это ее собственное тело медленно истекает кровью прямо у нее на глазах. Вот такой он, конец дороги: дрожащая, дряхлая старость, болезнь, голодные рты, беспомощные руки, ухватившиеся за ее юбки. И ничего нет на этом конце дороги, ничегошеньки – только Скарлетт О’Хара Гамильтон, девятнадцати лет от роду, вдова с маленьким ребенком на руках.

Ну и что ей со всем этим делать? Тетя Питти и мейконские Барры могли бы взять к себе Мелани с ребенком. Девочек, когда поправятся, придется приютить семье Эллен, не важно, если кто-то будет не в восторге. А они с Джералдом обратились бы к его братьям, Эндрю и Джеймсу.