– Я рада, что ты его прикончила, – заявила Мелани, и кроткий ее взор стал тяжелым и жестким. – А теперь поторопись, дорогая, убери его скорей отсюда.

Скарлетт нагнулась, ухватила его за ноги, обутые в сапоги, поднатужилась… Какой же он тяжелый и какой слабенькой она вдруг себя почувствовала! А если она не в состоянии будет его передвинуть? Повернувшись спиной к трупу, она пристроила его ноги к себе под мышки и всем своим весом навалилась вперед. Он сдвинулся, она опять дернулась. Нарыв на пальце, позабытый за всеми треволнениями, неожиданно дал о себе знать резкой и жутко болезненной пульсацией. Скарлетт стиснула зубы и зажмурилась. Так, теперь ей придется еще и хромать, опираясь на пятку. От напряжения с нее градом катил пот, но она тащила свой груз через холл, оставляя за собой красную полосу.

– Если он вдобавок и весь двор кровью зальет, нам уже точно ничего не скрыть. – Она вздохнула: – Мелли, дай мне свой халатик, я ему голову замотаю.

Мелани из белой сделалась малиновой.

– Не будь дурой, Мелли, не стану я тобой любоваться. Если б на мне была нижняя юбка или панталоны, я бы их использовала.

Вжавшись спиной в стену, Мелани стянула через голову старую тряпку, бывшую когда-то прелестным одеянием, и молча швырнула ее Скарлетт, после чего поскорей обхватила себя руками.

«Слава богу, я не такая скромница», – подумала Скарлетт, обматывая разбитую голову истрепанным халатом и спиной чувствуя, как Мелани сгорает со стыда.

Серия рывков – и взмокшая, хромая Скарлетт доволокла труп до заднего крыльца. Там она приостановилась, вытерла лоб ладонью и обернулась. Мелани все сидела, скорчившись, спиной к стене и пряча в острых коленках голую грудь. Скарлетт готова была разозлиться: нет, ну какой надо быть дурой, чтобы мучиться из-за пустяков в такое время! Вот именно это в Мелани, эта ее манера, чтобы все было славненько и приличненько, больше всего действовало Скарлетт на нервы, именно за это она ее презирала. Но тут же устыдилась сама: между прочим, Мелани вытащила себя из постели, хотя после родов прошло всего ничего. Между прочим, Мелани кинулась к ней на помощь, да еще с тяжеленным оружием, которое и поднять-то не могла. Такие вещи требуют мужества, мужества особого рода, каким Скарлетт не обладала, и в этом она себе честно признавалась. Такая крепость, свойственная тонкому стальному клинку или шелковой нити, проявилась в Мелани той кошмарной ночью, когда пала Атланта, и потом, во время бесконечно долгого путешествия в «Тару». Это была та самая стойкость, то мужество – невидимое, неосязаемое, не рассчитанное на эффект, что присуще всем Уилксам. Этого качества Скарлетт в них не понимала, но отдавала им должное, хоть и вопреки собственному желанию.