– Дилси! Займись свиньей! Пусть Присси выведет ее из-под дома, а ты уж сумеешь гнать ее полем.
Дилси подняла лицо. Сквозь недвижность бронзы просвечивала озабоченность. В фартуке у нее лежало столовое серебро, она направлялась к колодцу. Дилси указала на подпол:
– Свинья куснула Присси и держит ее взаперти под домом.
– Ай да свинья, Бог ей в помощь, – сказала себе под нос Скарлетт, кидаясь опять в комнату собирать в кучку вынутые из тайника браслеты, брошь, миниатюру и чашечку, найденные в рюкзаке у янки. А куда их девать? Кроме всего прочего, страшно неудобно тащить бумажник и побрякушки в одной руке, когда другая занята малышом Бо. Она хотела было положить его на кровать. На попытку сбыть его с рук он ответил ревом, и тут ее осенило. Какой тайник может быть лучше детского подгузника! Она скоренько его перепеленала, навертела побольше одежек, а бумажник засунула в подгузник, прямо под попку. Из-за такого обращения он разорался во всю мочь, а она еще и завязала потуже треугольник вокруг дрыгающихся ножек.
«А теперь, – и она глубоко вздохнула, – теперь бегом на болота!» Крепко держа его одной рукой и прижимая к себе горсть драгоценностей, она стала спускаться в нижний холл. Внезапно быстрая поступь приостановилась, колени подогнулись от страха. Как тихо стало в доме! Тихо до жути! Что же, они все ушли и оставили ее одну? И никто не подождал ее? Она не представляла себе, что ее оставят тут одну. В такое время что угодно может случиться с одинокой женщиной, а уж когда янки на пороге…
Ей почудился шорох, какое-то слабое движение… Она подпрыгнула от неожиданности, круто развернулась и увидела у перил своего забытого сына. Уэйд сидел на ступеньке, сжавшись в комочек; в громадных глазах плескался ужас. Он силился заговорить, но только беззвучно шевелил губами.
– Уэйд Хэмптон, вставай! – повелительно сказала она. – Вставай и иди. Мама не может сейчас тебя нести.
Маленький, напуганный звереныш – он подкатился к ней, вцепился в широченную юбку и зарылся в нее мордочкой. Она чувствовала, как маленькие ручки путаются в складках, упорно пробираясь к ее ноге. Она хотела спускаться дальше, но каждый шаг давался с трудом, ручонки Уэйда мешали двигаться.
– Отпусти меня, Уэйд! Отпусти сейчас же и иди за мной.
Ребенок только плотнее прижался к ее ноге.
Когда она вышла на площадку, весь нижний этаж словно подскочил к ней. Домашние, уютные, привычные и любимые вещи обступили ее, нашептывая: «Прощай! Прощай, Скарлетт!» К горлу подкатил комок. Вон открытая дверь в кабинет, где Эллен трудилась так усердно… виден даже уголок секретера. В столовой стулья отодвинуты впопыхах, стоят вкривь и вкось, и еда еще на тарелках. А на полу пестрые коврики – Эллен плела их из лоскутков, которые сама же красила. А там портрет бабушки Робийяр – полуобнаженная грудь, высоко взбитая прическа и необычный рисунок ноздрей, придающий благородному лицу постоянно насмешливый вид. Все это было частью самых ранних детских воспоминаний, все проросло в ней корнями и теперь шепчет ей: «Прощай, Скарлетт! Прощай навсегда, Скарлетт О’Хара!»