– Мистер Хилтон был так добр, что остался с нами в эту трудную пору, – нервно залепетала миссис Калверт, бросая быстрые взгляды на свою молчаливую падчерицу. – Да, очень добр и любезен. Вы слышали, наверное, что он дважды спасал этот дом, когда здесь был Шерман. Я не представляю себе, как бы мы без него справлялись. Денег нет, а Кейд…

На бледном лице Кейда проступили яркие пятна румянца, а Кэтлин опустила на глаза занавес из длинных ресниц и плотно сжала губы. Скарлетт видела, как терзаются они в душе от беспомощной ярости: быть обязанными своему надсмотрщику, янки! Миссис Калверт, похоже, готова была расплакаться. Она опять допустила оплошность. Вечно она допускает оплошности. Она так и не научилась понимать этих южан, хоть и прожила в Джорджии двадцать лет. Она не знает, что можно, а чего нельзя говорить своим приемным детям: что бы она ни сказала, как бы ни поступила, они всегда отвечают ей изысканной вежливостью… И она поклялась себе, что уедет на Север, к родным, близким ей людям, заберет с собой детей и расстанется с этими чопорными, загадочными чужаками.

После визитов в «Мимозу» и «Сосновую рощу» у Скарлетт пропало всякое желание увидеться еще и с Тарлтонами. Четверо братьев полегли на войне, дом сгорел, вся семья ютится в коттедже надсмотрщика – нет, извините, она не может заставить себя поехать к ним. Но Сьюлен и Кэррин все-таки упросили, да и Мелани сказала, что это будет нехорошо, не по-соседски, если они не заедут поздравить мистера Тарлтона с возвращением. И вот однажды в воскресенье они поехали.

Это оказалось хуже всего.

Подъезжая к развалинам дома, они увидели Беатрис Тарлтон. Одетая в изношенный редингот, с хлыстом под мышкой, она сидела на верхней жерди изгороди у паддока, угрюмо уставясь в никуда. Рядом взгромоздился, нахохлившись, кривоногий коротышка негр, который тренировал ее лошадей, и вид у него был такой же мрачный, как у госпожи. Паддок, где в былые времена резвились жеребята и спокойно стояли породистые кобылы на сносях, был теперь пуст, если не считать единственного мула, того самого, на котором мистер Тарлтон приехал домой после капитуляции.

– Вот клянусь, я просто места себе не нахожу, не знаю, куда податься и чем себя занять: нет больше моих голубчиков! – говорила миссис Тарлтон, слезая с забора, чтобы встретить гостей.

Человек сторонний мог бы подумать, что она скорбит о погибших сыновьях, но девушкам из «Тары» ясно было, что в мыслях у нее лошади.

– Все мои прекрасные лошадки погибли. И бедняжка Нелли! Если б хоть Нелли у меня осталась! Так нет же: один только треклятый мул в паддоке. Треклятый мул, – повторила она, глядя возмущенно на мосластую животину. – Это же оскорбление памяти моих дивных чистокровок – держать мула в их загоне. Мулы – это помесь, ошибка природы, противоестественные твари, их разведение следует запретить законом!