– Мы получили их на прошлой неделе, – произнесла миссис Тарлтон с гордостью. – Мистер Тарлтон ездил в Мейкон и доставил их сюда в фургоне.

Надгробные плиты! И сколько же они должны стоить? Внезапно Скарлетт перестала жалеть Тарлтонов. Тот, кто разбрасывается такими деньжищами ради надгробий, когда еды не достать из-за дороговизны, – тот не заслуживает сочувствия. И на каждой плите высечено несколько строк. Чем больше надпись, тем больше денег. Да они с ума сошли, всей семьей! А привезти домой тела трех братьев – это тоже стоит денег. Бойда так и не нашли, и никаких следов.

На доске между могилами Стюарта и Брента была надпись: «Они были красивы и веселы при жизни, и смерть не разлучила их».

На другом памятнике стояли имена Тома и Бойда и какое-то латинское изречение: «Dulce et…» – дальше Скарлетт прочесть не смогла, да это ей ничего и не говорило, так как за время своего пребывания в Фейетвиллской школе она ухитрилась обойтись без латыни.

Сколько же денег вбухано в эти камни! Нет, ну что за дураки! Скарлетт была так возмущена, как будто промотали ее собственные деньги.

У Кэррин странно сияли глаза.

– По-моему, очень красиво, – прошептала она, указывая на первый камень.

Для Кэррин, конечно, это будет красиво. У нее от всякой сентиментальной чепухи душа переворачивается.

– Да, – сказала миссис Тарлтон нежно. – И мы думаем, это как раз то, что нужно. Они погибли почти одновременно – первым Стюарт, а за ним Брент, подхвативший его знамя.

На обратном пути в «Тару» Скарлетт некоторое время молчала, размышляя о том, что видела в разных домах, и вспоминая против воли графство в самом расцвете, когда дома велись на широкую ногу, у всех жили гости, денег – не счесть, в негритянских кварталах кишели слуги и полевые работники, а ухоженные поля давали великолепный хлопок.

«Через год здесь все поля покроются маленькими сосенками, – подумала она и, обведя взглядом подступающий со всех сторон лес, поежилась. – Без негров нам ничего не сделать. Не дать бы только душе с телом расстаться. Без негров никто не сможет вести большую плантацию. Громадные площади вообще не будут обрабатываться, их опять отберет себе лес. Настоящего хлопка нам уже не видать. И как тогда быть? Что станется с сельским людом? Городские как-нибудь устроятся. Они всегда устраиваются. А мы, сельские жители, будем отброшены на сто лет назад и уподобимся первым поселенцам, пионерам, которые жили в маленьких хижинах, выцарапывали у лесов свои несколько акров и… просто существовали.

«Ну нет, – сказала она себе сурово. – «Тара» такой не станет. Я сама впрягусь в плуг, если на то пошло. Пусть хоть весь край, весь штат зарастет лесом, если кому-то так хочется, но «Тару» я до этого не допущу. И я не намерена тратить свои деньги на могильные камни, а свою жизнь – на оплакивание того, что забрала война. Так или иначе, но мы выберемся. Я знаю, мы сумели бы выбраться, если бы мужчин не поубивали. То, что негры вырвались на волю, еще не самое страшное. Утрата мужчин, молодых мужчин – вот в чем вся беда».