И старик, и юнец, весельчак и бирюк, богатый плантатор и последняя шантрапа – все они имели кое-что общее. Объединяли их вши и дизентерия. Солдат армии Конфедерации так свыкся со своей завшивленностью, что уже и думать забыл о ней и почесывался без стеснения даже при дамах. Что до дизентерии – «кровавого потока», как деликатно именовали ее дамы, – то эта напасть, похоже, не пощадила никого, от рядового до генерала. Четыре года полуголодного существования, четыре года чуть ли не на подножном корму, на зеленой кукурузе, на подгнивших овощах, четыре года всухомятку сделали свое дело. Выяснилось, что каждый солдат, кто заходил в «Тару», или только-только поправлялся после этой болезни, или страдал ею в острой форме.

– Хоть бы один попался со здоровыми кишками, – мрачно замечала Мамми, потея над плитой и помешивая горчайший отвар ежевичного корня, который Эллен считала самым действенным средством против подобных недугов. – Я так разумею: это не янки разбили наших джитменов. Это их собственное нутро. Ни один джитмен не сумеет хорошо воевать, ежели у него из кишок вода хлещет. Ни одной здоровой кишки на всю армию!

Одному за другим Мамми отмеряла снадобье, не задавая дурацких вопросов о состоянии организма, и они пили, один за другим, кривясь от горечи и вспоминая, наверное, другие суровые черные лица и непреклонные черные руки, державшие перед ними ложку с лекарством.

В проведении своей собственной боевой кампании Мамми была тверда, как алмаз. Ни одна вошь не могла проникнуть в «Тару»: пока солдат не будет избавлен от паразитов, ему туда ходу нет. Каждого вновь прибывшего она препровождала в кусты, требовала белье и одежду, давала лохань с водой и кусок едкого мыла, а также обеспечивала одеялом или простыней – прикрыть наготу, пока она кипятила его обноски в громадном баке. Девушки горячо с ней спорили, убеждая, что такое обращение унизительно для солдат. Все без толку. В ответ Мамми спокойно интересовалась: а не почувствуют ли они еще большего унижения, если обнаружат вошь на самих себе?

Когда солдаты стали прибывать чуть ли не ежедневно, Мамми выступила с решительным протестом против того, чтобы выделить им спальни. Все-таки она очень опасалась, как бы вши ее не обхитрили. Чем спорить попусту, Скарлетт превратила гостиную с мягким бархатным ковром в солдатскую спальню. Тогда Мамми подняла громкий крик, что это будет форменное кощунство – разрешить солдатам спать на ковре мисс Эллен, но Скарлетт решила, и точка. Надо же им где-то спать! И вскоре после наступления мира на дорогом, мягком ковре проявились признаки изношенности: вмятины, потертые места, сквозь ворс стали просвечивать пятнами грубые нити основы – небрежные следы тяжелого солдатского сапога и острой шпоры.