Больше он ничего не сказал и какое-то время молча курил. Скарлетт хотела ответить ему такой же колкостью, но не нашлась.

– Вы меня очень обяжете, если не станете об этом распространяться, – наконец произнес он. – Хотя, конечно, просить женщину держать рот на замке – это значит просить о невозможном.

– Я умею хранить секреты, – заметила Скарлетт с чувством оскорбленного достоинства.

– Правда? Как славно открывать незнакомые стороны у своих друзей. Да перестаньте дуться, Скарлетт. Извините меня за грубость, но вы заслужили – не будете совать нос в чужие дела. Подарите мне вашу улыбку, и поговорим пару минут о чем-то приятном, прежде чем я перейду к неприятному.

«Боже мой! – ахнула она про себя. – Сейчас он возьмется за Эшли и лесопилку!» Чтобы отдалить этот момент, широко улыбнулась, демонстрируя свои прелестные ямочки на щеках:

– Ретт, где вы еще были? Вы же не сидели все время в одном только Новом Орлеане?

– В прошлом месяце я был в Чарлстоне. Мой отец умер.

– Извините.

– Не стоит извиняться. Я уверен, он умер, ни о чем не сожалея, ну и я не сожалею, что он скончался.

– Ретт, что за ужас вы говорите.

– Было бы гораздо хуже, если бы я притворялся, что сожалею, когда это не так. Мы с ним никогда не любили друг друга. Я не могу припомнить ни одного случая, чтобы старый джентльмен положительно отозвался обо мне. Я пошел по стопам его отца, а своего отца он, мягко выражаясь, осуждал. Со временем это осуждение перешло в неприязнь ко мне, которую, надо признаться, я не пытался развеять. Отец требовал, чтобы я поступал так, как хочет он, но это было исключительно скучно. В конце концов, он выгнал меня из дома, не дав ни цента и научив только тому, что обязан уметь джентльмен из Чарлстона – то есть метко стрелять и отменно играть в покер. Он воспринял как личную обиду, когда узнал, что я не подох с голоду, что покер сослужил мне отличную службу, а игра позволяет мне жить, ни в чем себе не отказывая. Он страшно оскорбился, что кто-то из рода Батлеров стал игроком, и, когда я впервые явился домой, он запретил моей матери видеться со мной. И всю войну, когда я бывал в Чарлстоне по блокадным делам, матери приходилось лгать, чтобы ускользнуть ко мне. Само собой разумеется, это не способствовало усилению моей любви к отцу.

– Я ничего этого не знала!

– Он являл собой пример так называемого образцового джентльмена старой школы, а это сводится к невежеству, тупоумию, нетерпимости и неспособности мыслить иными категориями, чем те, к которым привыкли другие джентльмены старой школы. Все крайне восхищались им, когда он лишил меня наследства, и сочли, что мне конец. Как сказано в Библии: «Коли твой правый глаз соблазняет тебя, вырви его». Я был правым глазом, его старшим сыном, и он вырвал меня, не зная жалости.