Этот недостаток Эвелин тоже решила исправить. В конце первой недели она взяла отцовский «форд», чтобы съездить в город, – якобы за продуктами для торта в честь дня рождения матери, но привезла еще и какой-то пакет, который тихонько притащила в комнату Джека. В пакете было полно подержанных книг. «Большие надежды». «Зов предков». «Великий Гэтсби». «В дороге». «Портрет художника в юности». Это книги, сказала она, о тех, кто покидает свой дом, выходит в мир и заново открывает себя.

– Не обязательно быть таким, каким тебя хотят видеть окружающие, – сказала она. – Ты можешь быть тем, кто ты есть на самом деле, вот тут, – и она прижала палец к его груди, – в своем сердце.

Он продолжал думать об этом даже несколько часов спустя, когда они пели «С днем рожденья тебя». Все собрались вместе, и Эвелин, и отец, и мать, казавшаяся – как и всегда в свой день рождения – немного смущенной всеобщим вниманием и суетой. Они сидели за кухонным столом, в центре которого стоял торт, и пели. Небо за окном темнело, приближался закат. После еды настал черед открывать подарки. Джек сделал для матери несколько карточек-расписок, чтобы она могла заставлять его выполнять ту работу по дому, которую ей меньше всего хотелось делать самой, а Эвелин вручила ей одно из собственных платьев в горошек, и на эти подарки Рут тихо ответила: «Спасибо» и «Как мило» наполовину благосклонным, наполовину удрученным тоном. Потом настала очередь Лоуренса. Он подарил большую коробку, обернутую блестящей металлизированной бумагой, Рут сказала: «Интересно, что здесь?» – и начала разрывать упаковку, а Джек отчаянно понадеялся, что отец в этом году подготовился получше и купил что-нибудь такое, что не вызовет у Рут приступы меланхолии, когда она несколько дней кряду по секрету жалуется Джеку на какой-нибудь посредственный подарок, который якобы доказывает, что никто ее по-настоящему не понимает и не любит настолько, чтобы хоть попытаться понять, – Джек был уверен, что отец понятия не имеет, какой тяжестью последствия бездумного подаркодарения ложатся на маленькие плечи его сына.

И пока Рут распаковывала коробку, Джек размышлял над словами Эвелин о том, что надо оставаться собой и прислушиваться к своему сердцу, думал, что даже не представляет, чего хочет его сердце, и это его беспокоило. Он знал, что может с абсолютной уверенностью сказать, чего, например, хочет его мама и оценит ли она тот или иной подарок. Но так же легко описать, чего хочется ему самому, он не мог. Он никогда об этом не задумывался, ему и в голову не приходило задаваться таким вопросом. Несколько лет назад на Рождество родители взяли его с собой в торговый центр в Уичито, и там был уголок Северного полюса, где можно было сесть на колени к Санте и сказать ему, чего ты хочешь, и когда Санта спросил: «А ты о чем мечтаешь, малыш?», Джек совсем не знал, что ответить. Он не отдавал себе отчета в том, чего хочет на самом деле, у него не было никаких желаний. «Что бы ты мне ни подарил, – сказал он наконец, к глубокому изумлению Санты, – я уверен, что мне все понравится».