Тогда он выпустил мое тело, словно лишенное и костей, и чувств, и бросился вон из палатки, в черную пустоту.

* * *

Вечером накануне прибытия в Филадельфию генерал был так изнурен, что мы клятвенно пообещали не приближаться друг к другу, и я свое слово сдержала – но он нет.

– Я чувствую ваш взгляд, – пробормотал он.

– Не может быть.

– Так и есть. И это меня будоражит.

– Я закрою глаза.

– Это не поможет. Вы меня будоражите. – Он повернулся на бок и в темноте очертил мой профиль, проведя кончиком пальца мне от лба к сердцу. Когда его пальцы скользнули к моей груди, он отдернул руку, громко втянул воздух сквозь сжатые зубы и перекатился на спину, дрожа, как свернувшаяся кольцами змея.

– У меня есть план, – объявил он.

– Поэтому-то вы генерал. У вас всегда наготове план.

Я хотела его успокоить, но он сжал зубы, словно я его лишь растравляла.

– Здесь я постоянно боюсь. В любой момент в палатку может войти чей-то адъютант или кто-то из офицеров. Когда вы рядом… мне все время… не по себе. У моей сестры Анны и ее мужа дом в Филадельфии, на Общественном холме, неподалеку от центра города. Мы остановимся там.

Я широко распахнула глаза, хотя вокруг и было темно.

– Муж Анны – преподобный Стивен Холмс, священник из церкви на Пайн-стрит. – Он набрал в грудь воздуха. – У них нет детей, а места в доме достаточно. Анна почти все время одна. Я попрошу Стивена поженить нас, пока мы будем в Филадельфии. Вы останетесь у них до конца войны, а потом я вернусь за вами.

Когда я воображала, чтó он мне предложит, то никогда не думала о женитьбе. Я медленно села. Он тоже сел и развернулся ко мне, сверкая глазами, решительно сжав губы.

– Но я состою на службе, – прошептала я, будто это было самое важное.

– Я вас уволю. С соблюдением всех формальностей. Это входит в мои полномочия.

– Н-но срок моей службы истекает через три года или с окончанием войны. Я не отслужила и полутора лет. И я хочу б-быть здесь, с вами.

– Нет. – Его голос прозвучал твердо. – Вы не можете оставаться со мной. Так продолжать нельзя.