Когда я сказала, что он выбрал тактику — не делать ничего, я имела в виду, что он не пытал меня расспросами, не выяснял, где я была, и вообще делал вид, что никакого побега не было.
Когда сказала, что мне показалось, у нас роман, я имела в виду, что он делал всё, что делает влюблённый мужчина. Что он и раньше делал, просто я в упор не замечала, как он на меня смотрит, как заботится, как щедр и внимателен.
Это и был настоящий роман, если бы…
Я пожала плечами и не ответила.
— Ты знаешь подробности дела Ройтмана? — спросила я.
Рахманов тяжело вздохнул. Тяжело и обречённо.
Я понимала. Опять Ройтман. Снова Ройтман. Всегда твой чёртов Ройтман.
— Конечно, я же был его адвокатом.
— Расскажешь? — отложила я букет, невольно заметив, что он в моих любимых пастельных тонах. Камила любила ярко-алые или тёмно-бордовые оттенки.
Ехал на встречу с Камилой, а букет купил мне? — я приподняла бровь. Странно.
— Спрашивай, — расстегнул Рахманов часы. Потёр запястье. Надел часы обратно.
— Что была за история с девушкой? Он сказал, что его подставили.
— По сути, да. Но история непростая. И началась она не с Виктории, а с её отца.
Я устроилась поудобнее, давая понять, что внимательно слушаю.
— Отец Виктории, профессор, преподаватель университета и довольно известный человек, имел обширные связи в тех кругах, что очень интересовали Марка, — откинулся к спинке лавочки Тимур. — И Марк, мягко скажем, этого не скрывал, всячески пытаясь с ним сблизиться. Профессор быстро смекнул, что именно нужно предприимчивому парню, но у того был свой интерес, о котором Ройтман, конечно, не подозревал.
— Даже так? — удивилась я.
— У профессора была единственная дочь, — кивнул мой муж. — Она училась с Марком на одном курсе, но практически не посещала занятия, потому что постоянно болела. Марк её ни разу и не видел, а если и видел, то не запомнил. Они познакомились у профессора дома.
— Значит, он его всё же пригласил?
— Конечно. Марк Ройтман очень понравился его жене. И к несчастью, его дочери.