— Ты правда будешь заботиться обо мне, Томас?

— Конечно, любимая, конечно, буду. Я посвящу тебе всю свою жизнь! Я улажу все с королем и советом, верну твои драгоценности и подарю тебе ребенка, — заявляет он, сжимая Екатерину в объятиях.

Глубоко вздохнув, она расслабляется. Столько лет она провела в страхе, что почти забыла, как это — жить без него.

Дворец Сеймура, Лондон, июль 1547 года

Дворец Сеймура, Лондон, июль 1547 года

Вчера приехала новая воспитанница Сеймура, леди Джейн Грей[59]. Она почти принцесса, кузина Елизаветы, и та ходит вокруг новой родственницы, как кошка вокруг мыши. Вся Джейн — сплошные углы: острые локти, торчащие плечи, тонкая шея. Худенькая одиннадцатилетняя девочка совсем не похожа на своих упитанных и румяных ровесниц. Легкие руки и широко расставленные светлые глаза, почти белые на солнце, делают ее похожей на птицу — Дот не удивилась бы, обнаружься под чепцом перья вместо волос.

Говорят, Джейн Грей может выйти замуж за короля. По слухам, Сеймур заплатил кучу денег за то, чтобы сделаться ее опекуном, и если он добьется брака, это принесет ему огромную выгоду. Елизавета при всяком упоминании об этом браке громко фыркает, как пожилая тетушка.

Джейн Грей хорошо образованна — может быть, даже лучше Елизаветы. Так сказала Екатерина, когда Джейн декламировала стихотворение по-гречески; во всяком случае, Дот подумала, что это стихотворение, потому что в нем были куплеты, а то, что это греческий, она поняла со слов Елизаветы, которая раздраженно пробормотала себе под нос: «Стало быть, она еще и греческий знает!»

Теперь Джейн аккомпанирует Уильяму на верджинеле. Пьеса сложная, и она несколько раз сбивается на одном и том же месте, но упорно продолжает. Уильям хвалит ее, когда удается сыграть от начала до конца без ошибок, и Джейн улыбается так искренне, что Дот и самой трудно удержаться от улыбки. А вот Елизавета, если подумать, улыбается редко и осторожно, словно улыбки для нее — драгоценные камни, которыми нельзя разбрасываться попусту. Эта неожиданная мысль вызывает у Дот сочувствие, удивительное для нее самой.

* * *

Пока Джейн с Уильямом музицируют, Дот приглядывает за трехлетним сыном Анны, который, сидя на полу, играет с деревянными бусинами. Маленький Нед несколько месяцев будет жить у Екатерины, и заботу о нем поручили Дот. Воспитывать сына благородных родителей — занятие для дворянки, хотя Дот до сих пор с трудом верится, что теперь можно себя так называть.

Она вышивает шелком воротник для Екатерины — маленькие красные цветочки, каждый с жемчужиной в серединке. В окна льется яркий свет, рисуя ромбы на полу; в солнечных лучах видно, что камин давно нуждается в чистке, и Дот с трудом удерживается от желания схватить щетку. Она все еще не привыкла к новой жизни — не может до конца осознать, что больше не та невидимка, которая выметает золу из камина и выбивает коврики. Порой Дот даже скучает — не по работе, а по тому, как ощущала себя нужной и всегда знала, чем заняться. Да и для тела было полезно: бегая туда-сюда по лестницам, отскребая грязь и взбивая подушки, Дот чувствовала себя крепкой, сильной и живой. Вышивание, чтение, игра в карты и декламирование стихов — занятия благородной дамы — действуют на нее прямо наоборот. И хотя заботу о Неде поручили Дот, подгузники за ним стирает одна служанка, кормит другая, а ей остается только развлекать малыша, учить молитвам и ругать, когда он шалит, что случается редко. Такова роль женщины в мире, к которому Дот теперь принадлежит: быть красивой, молчаливой и неподвижной — по крайней мере в обществе.