Елизавета едет впереди рядом с Томасом. Ее изумрудно-зеленая амазонка и выбившиеся из прически огненные волосы, вьющиеся за спиной, словно хвост кометы, — единственные пятна цвета на фоне унылого пейзажа, не считая розовых атласных рукавов Томаса, мелькающих под плащом. Екатерина внимательно наблюдает, как беззаботно болтают муж и воспитанница. Елизавета что-то говорит, Томас смеется и, подъехав ближе, вынимает у нее из волос запутавшуюся веточку. Елизавета хватает его за руку своей узкой бледной ладонью и с улыбкой что-то произносит. Томас высвобождается, хлопает ее по бедру и уезжает вперед.

Ревность холодной змеей извивается в груди у Екатерины. Она тщетно пытается убедить себя, что Томас поступает как хороший приемный отец, но сознает, что за этим стоит нечто большее. Слуги уже давно шепчутся об их отношениях, однако до нее доходили лишь обрывки этих разговоров, пока Дот не сообщила, что Томас регулярно посещает Елизавету по утрам, когда жена спит. Екатерина не пожелала в это поверить — в конце концов, Дот никогда не любила Елизавету и все эти годы смотрела на нее с подозрением, да и та, в свою очередь, не была к ней добра; неудивительно, что теперь Дот хочет отомстить.

«Об этом все говорят», — сказала она, но Екатерина убедила себя, что это всего лишь проявление невинной любви Томаса к воспитаннице, а слугам дай только повод посплетничать. Тем не менее она стала сопровождать мужа во время этих утренних визитов.

Хьюик, узнав о переживаниях Екатерины, предложил отослать Елизавету, однако это значило бы разрушить и без того хрупкую семью, поэтому она не захотела. Тем не менее сцена, свидетельницей которой она сейчас была, говорит об определенной степени близости. Вспоминается тот роковой взгляд, который вызвал гнев короля и стал причиной последней немилости Екатерины. Подобные незначительные, казалось бы, моменты исполнены большого смысла.

— Мы ведь только поженились, причем по любви! — воскликнула Екатерина, а Хьюик возразил с тяжелым вздохом:

— Кит, любить всем сердцем может только женщина. Мужчина на это неспособен. Поверьте мне — ведь я одновременно и то, и другое.

Однажды он рассказал Екатерине о неверности Юдалла. Она тогда поинтересовалась, не ревнует ли Хьюик.

— Нет, ибо я понимаю: он ничего не может с собой поделать.

Однако в ее сердце клокочет ревность, и лишь с большим трудом Екатерина сдерживается, напоминая себе, что нельзя разрушать семью. Может быть, Господь наконец избрал для нее кару — мужчину, который разобьет ей сердце?..

Она даже не может больше писать. Хьюик убедил отправить «Причитания грешницы» в печать, а если бы не он, это и не пришло бы ей в голову — так занята она мыслями о Томасе. Екатерина тонет в своей любви, и все, что раньше было важно, теперь не имеет никакого значения. Куда делась та женщина, которая хотела быть провозвестницей новой веры?