– Из-за этого вчера вышла потасовка, – замечает кто-то.

– Неудивительно – только представь, что тебя вот так ставят на место перед всеми! – отвечает другая.

– С каким лицом он теперь покажется при дворе?

– Хватит болтовни! – приказывает мистрис Сент-Лоу. – Это не ваше дело.

– Теперь мы видим, что на милость королевы полагаться нельзя, – замечает вполголоса Фрэнсис Мотэс, явно целя в меня.

Я не обращаю на нее внимания, не вступаю в разговоры – молча торопливо собираю все, что мне понадобится, в дорожный сундучок, за которым скоро придут носильщики и унесут вместе с прочим багажом.

– А ты-то зачем едешь? – обращается ко мне Фрэнсис. – Я думала, ты не охотишься.

– Королеве нравится ее общество, – отвечает за меня Леттис.

– «Королеве нравится ее общество»! – передразнивает Фрэнсис.

– Да уж побольше, чем общество пустышки вроде тебя!

– Интересно, что она будет делать, когда ты выйдешь замуж и не сможешь больше ее защищать? – спрашивает Фрэнсис, обращаясь к Леттис, но не спуская сощуренных глаз с меня.

– Фрэнсис, я вполне способна сама о себе позаботиться.

– Да уж, с иглой ты управляешься отлично, верно, Мэри? – подмигнув мне, подхватывает Леттис.

Фрэнсис, надувшись, отходит, а мы с Леттис помогаем друг другу зашнуровать амазонки.

– Как твоя сестра? – спрашивает она. Единственная, кто спросила.

– Жить будет.

– Она что, притворилась больной?

– Скажем так: все оказалось не настолько страшно, как выглядело на первый взгляд. К тому же доктор ей очень помог.

Мы выходим во двор и садимся в седла. Даже в плаще с меховой подкладкой я остро ощущаю пронзительный декабрьский ветер. Отвожу Лебедя под защиту стен, туда, где хотя бы не дует, чтобы там дождаться королевы. Пальцы уже покалывает от холода; я спрашиваю себя, как выдержу предстоящее путешествие. Наконец она появляется – рука об руку с Дадли, смеется и шутит с ним, словно ничего не произошло. Все, выпучив глаза, глядят, как он подсаживает Елизавету в седло, задерживая руки у нее на талии, как подправляет подпругу, приподняв и отведя в сторону юбки, чтобы до нее добраться. Вокруг проносятся изумленные шепотки: никто не понимает, как истолковать подобную безмятежную сцену. Сесила не видно – впрочем, он никогда не ездит на охоту; но я замечаю поодаль нескольких его людей, и в их числе того, что вчера участвовал в ссоре. Они наблюдают за этой сценой, внимательно следя за Дадли, королевой и зрителями.

Я спрашиваю себя, как Дадли, сумел проглотить такую обиду? Возможно… возможно, он действительно любит королеву. В конце концов, они дружили в детстве, он хорошо знает Елизавету – наверное, знаком с ее играми и понимает, что она его «проверяет на прочность». Если так, должно быть, он единственный, кто ей по-настоящему предан. Остальные лишь изображают преданность, чтобы выгадать немного власти для себя. В отношениях мужчин и женщин многое остается для меня загадкой, но хотелось бы думать, что я способна распознать подлинное чувство. И снова, как часто бывает, я вспоминаю платоновский миф о разделенных людях, ищущих по свету свою половинку, – и вдруг меня поражает мысль, что быть королевой значит быть страшно одинокой.