– Храбрая Китти! – говорит она и осторожно целует синяк.

А я вспоминаю, как капала в чашу моя кровь: кап-кап. Такая яркая. Завороженная зрелищем, я не могла оторвать от нее глаз – и воображала, что это какой-то ритуал очищения перед свадьбой. Мне вспоминалось, как Джейн Дормер говорила со мной о Христе: с таким восторгом девушки обычно говорят о любви. Ее рассказы о монахинях, молодых женщинах, которым ночами являлся Христос и давал пить кровь из своих ран, живо запечатлелись у меня в памяти. Екатерина Сиенская из часовни в Дарэм-хаусе, исхудалая, изможденная, но с восторгом на лице и взором, полным любви, кажется, стоит у меня перед глазами и сейчас. Об этих монахинях я вспоминала, глядя, как кровь, капля за каплей, покидает мое тело. Наша уловка сработала даже лучше, чем хотелось бы. Джуно усадила меня перед камином, закутав, словно младенца, и напоила пуншем, таким горячим, что обжигал язык: когда пришел врач, я вся пылала, и в его глазах подобное состояние сошло за лихорадку.

– Это кровь Тюдоров! – сказала, глядя на кровопускание, Джуно, похоже завороженная не меньше меня. А потом, прильнув к моему уху, чтобы не услышал врач, прошептала: – Когда ты выйдешь за моего брата и родишь ребенка, в его жилах кровь Тюдоров смешается с кровью Сеймуров.

«Когда родишь ребенка…» Впервые это стало для меня реальностью: я ясно представила, как держу на руках крохотного младенца – внутри что-то словно растаяло и потекло.

– И мы наконец будем сестрами, – добавила Джуно.

– Ты ему передала? – спрашиваю я теперь, окончательно проснувшись. Меня вдруг пугает мысль, что Хертфорд мог ничего не узнать, не приготовить – тогда вся наша затея окажется напрасной.

– Не беспокойся, Китти, все устроено.

– Хочу, чтобы у нас с тобой все осталось как прежде! – говорю я, вложив ладонь в ее ладонь и сплетя пальцы. Новый страх охватывает меня: вдруг мое замужество непоправимо разрушит нашу дружбу – если это можно назвать дружбой?

– Хватит переживать… сестричка! – добавляет она, слегка улыбнувшись, и отодвигает полог.

Небо за окном тяжелое, блеклое, набухшее снегом. Я нащупываю кольцо у себя на груди.

– Надень на палец, – говорит Джуно, расстегивая на мне цепочку. – Только сегодня.

В самом деле: ведь нашу свадьбу придется держать в секрете. На вид ничего не изменится. Эта мысль заставляет меня помрачнеть.

– Думаешь, королева рассердится? – тихо спрашиваю я.

– Выберешь подходящий момент, во всем ей признаешься – и она будет только рада! Заметила, как Елизавета в последнее время к тебе благоволит? К тому же ее беспокоит, что испанцы выдадут тебя замуж за кого-то из своих, она не раз на это намекала. Да ты же сама все знаешь!