– Если желаете, милорд.

Мы опускаемся на колени. Я стараюсь думать о Боге и о святости брака, но вместо этого в голову лезут воспоминания о предыдущей свадьбе – о роскоши Дарэм-хауса, о толпе знати, явившейся стать свидетелями, о чужом подвенечном наряде, таком роскошном, какого мне ни прежде, ни после надевать не приходилось. И Джейн… нет, не надо думать о Джейн. Смотрю на свое платье, забрызганное грязью, на подол в песке и полоски грязи под ногтями, однако это меня совсем не огорчает – наоборот, хочется рассмеяться. Я утыкаюсь Хертфорду в плечо и шепчу:

– Я люблю тебя!

А он берет мою руку, подносит к губам и целует. Но в следующий миг приходит новая мысль: «Я люблю тебя слишком сильно!»

– Слишком сильной любовь не бывает, Китти, – отвечает он, и тут я понимаю, что вымолвила это вслух.

Несмотря на его заверения, совсем в этом не уверена. Такое чувство, словно я, разгоняясь, скольжу по льду – и не знаю, сумею ли остановиться, сделав красивый пируэт, как голландские конькобежцы, или грохнусь навзничь. Сосредотачиваюсь на руке Хертфорда, сжимающей мою руку, на ее силе и крепости; от чего тревога стихает и становится легче.

Снова кто-то барабанит во входную дверь. Мы замираем, как статуи. Я смотрю на Хертфорда; он молча сжимает и разжимает челюсти. У Джуно начинается приступ кашля; она затыкает себе рот, сгибается пополам и багровеет, стараясь сдержать кашель. По счастью, стук в дверь быстро стихает.

– Что с тобой, сестренка? Заболела? – спрашивает Хертфорд.

– Ничего, пустяки, – отвечает она.

Священник снова берется за книгу, листает, вглядывается в строки, читает молитвы, неуклюже пытаясь одновременно переворачивать страницы и придерживать лупу. Похоже, венчать ему приходится нечасто. Мы с Джуно переглядываемся и едва сдерживаем улыбки. Как бы мы сейчас смеялись над незадачливым клириком, не будь это моя собственная свадьба!

Мы с Хертфордом по очереди повторяем брачные обеты – и, кажется, сердце мое вот-вот вырвется из груди и вспорхнет в небеса. Хертфорд достает из-за пазухи сверток и помахивает им у меня перед носом, словно предлагает косточку щенку. Потом развязывает сверток и кладет мне на ладонь кольцо. Оно сделано из пяти соединенных между собой золотых обручей, переплетенных, словно виноградная лоза.

– Прочти, что там написано! – шепчет он.

Поднимаю взгляд на священника, не зная, можно так прерывать церемонию. Он кивает в знак согласия, и я читаю надпись, крохотными буквами выгравированную на кольце: