Велико искушение ответить остротой: «Неужели вы, муж и отец, не знаете, откуда берутся дети?» Но, хоть и хочется показать, что присутствие духа меня не покинуло, я сдерживаюсь и молчу.

– При каких обстоятельствах состоялась ваша свадьба, если таковая действительно имела место, и если верно, что отец вашего ребенка – граф Хертфорд?

Я понимаю, рассказывать о нашей тайной свадьбе не стоит; этим я могу навлечь на себя еще худшую беду. Верно, я уже призналась в этом и мистрис Сент-Лоу, и Дадли – но не на допросе, где человек с гроссбухом и пером записывает за тобой каждое слово. От того, что сказано здесь, в Тауэре, уже не отречешься. Чем больше об этом думаю, тем лучше понимаю, как я запуталась, и даже не знаю, что хуже – опозорить себя рождением внебрачного ребенка или признаться, что вышла замуж без дозволения королевы. Последнее, насколько мне известно, может быть приравнено к измене. Вот почему я ничего не рассказываю о том ветреном зимнем дне в Кэнон-роу; не говорю, что у нашей свадьбы было двое свидетелей, и одна из них на небесах, а второй – бог знает где он и даже кто он; не упоминаю и о завещании Хертфорда, в котором тот называет меня своей наследницей и которое я умудрилась потерять.

– Королева полагает, что вы не состоите в законном браке, – добавляет Уорнер, чем усиливает мое замешательство. Может быть, это хитрость, чтобы заставить меня все выложить?

– Вот как? – Голос мой звучит твердо, но на сердце с каждой секундой становится тяжелее; кажется, еще немного – и оно проломит меня и выпадет на каменный пол. Я страшно боюсь сказать что-нибудь не то, и в конце концов говорю просто: – Надеюсь, мистрис Сент-Лоу не пострадает из-за меня.

– Ее я сам допрошу! – словно выплевывает длинноносый, наблюдая за моей реакцией.

– Значит, увидите, что ей ничего не известно, – прищурившись, отвечаю я. Затем поворачиваюсь к Уорнеру: – Я не стану давать никаких объяснений до приезда Хертфорда.

– О боже мой! – бормочет он.

Длинноносый, шумно вздохнув, захлопывает гроссбух и поднимается с низенькой скамейки.

– Хертфорд вернется, – произношу я. – И сообщит вам все, что вы хотите знать.

Мои слова звучат так, словно безоговорочно в это верю. Но долгое молчание Уорнера наводит на мысль, что, возможно, Хертфорд скрылся и его уже не найдут.

– Его уже вызвали в Англию, миледи.

Он идет к двери и стучит в нее рукоятью меча. Открывает Ядро – так я мысленно прозвала одного из своих тюремщиков, а другому дала кличку Цепь. Я улыбаюсь ему, и он отвечает мимолетной улыбкой. Кажется, Ядро меня жалеет. Уорнер тоже, хотя страх перед королевой в нем сильнее жалости. А вот длинноносый – о, нетрудно догадаться, что он обо мне думает!