– Я провожу тебя до ворот.
У главного входа столпилась целая армия слуг: передают друг другу стопки салфеток и посуду, готовясь накрывать столы к ужину. Лакеи уже сдвигают столы и скамьи на середину зала. Женщины решают пройти коротким путем, через внутренние покои; по дороге Левину несколько раз окликают другие фрейлины, здороваются и говорят, как ее здесь недоставало. Мэри на секунду задерживается у окна; Левина замечает, что она украдкой что-то делает с птичьей клеткой на подоконнике.
– Что это ты делала возле клетки? – спрашивает Левина, когда они выходят в служебный коридор.
– Отперла дверцу неразлучникам, – отвечает Мэри. – Не могу видеть, как они сидят там взаперти. Пусть хоть немного полетают по дворцу.
– Да ты тайная мятежница, Мэри Грей! – смеется Левина.
– Это моя секретная игра. Все началось летом, когда их таскали в клетке вместе с кортежем, из одного дворца в другой. А следующим летом я выпущу их возле открытого окна. Что скажешь?
– Скажу, что бедные создания закончат жизнь в когтях у ястреба или замерзнут, когда придет зима. Мэри, их родной дом слишком далеко отсюда.
– Да… об этом я не подумала. Наш мир жесток к тем, кто мал и слаб.
Левине думается, что в число «маленьких и слабых» Мэри включает и себя.
– Что ж, пусть хоть в этом просторном зале полетают на свободе, пока их не поймают и снова не посадят в клетку.
На заднем дворе они встречают начальника дворцовой стражи; он с поклоном снимает шляпу. Левина вспоминает, что в последний раз видела этого человека, когда гналась за Кэтрин до самого дома Хертфорда на Кэнон-роу. Тогда, обнаружив, что дом пуст (или так ей показалось), как же она бранила себя за глупость! Думала, поддалась пустым фантазиям – а оказалось, что чутье ей не солгало: в тот самый день Кэтрин с Хертфордом обвенчались. Ей вспоминаются две фигурки в развеваемых ветром плащах, на блеклой полосе зимнего прибрежного пляжа; вот они, увязая в песке, подходят к лестнице, ведущей в Вестминстер, поднимаются по ступеням и исчезают… Если бы в тот день она смогла их остановить!
– Как здоровье мистрис Киз?
– К несчастью… – И он умолкает, глядя себе под ноги.
Мэри, ахнув, берется обеими руками за щеки.
– Как?! Скончалась?! Киз, почему же вы ничего мне не сказали?
Он кивает.
– У вас, миледи, и без меня хватает бед.
– Но я же ваш друг! – Мэри касается его руки; так она делает очень редко, только с теми, кто по-настоящему ей дорог. – Мне очень жаль! Если я могу что-то для вас сделать… – Она умолкает, глядя ему в глаза, и заканчивает упавшим голосом – словно только сейчас поняла, что ничто не поможет вернуть мертвую из могилы: – Зря вы не сказали, Киз. Ведь я ваш друг.