Теперь она его освободит, думаю я. Когда умру, не будет больше причин держать его под стражей.

– Мод, – говорю я, – дай мне шкатулку с обручальным кольцом.

Шкатулка тяжела, словно сделанная из свинца, тяжела, как гроб. Вся сила требуется мне, чтобы открыть крышку. Внутри я нащупываю кольцо с остроконечным бриллиантом. Передав его сэру Оуэну, прошу:

– Верните это кольцо моему мужу. Он подарил его мне вместе со своим сердцем.

– Ваше венчальное кольцо?

– Нет. Венчальное – здесь. – Я достаю второе кольцо и протягиваю ему.

Он внимательно его разглядывает, читает надпись.

– «Так сердца два навек соединились…» – бормочет он. – Так это правда? Почему же вы не показали кольцо Церковной Комиссии?

– Показала.

Он только тяжело вздыхает. Я не хочу вспоминать прошлое. Они не поверили мне, потому что постановили не верить – постановили еще прежде, чем я переступила порог архиепископского дворца. Достаю из шкатулки еще одно кольцо, подношу к глазам: память о Джуно, кольцо с черепом – его пустые глазницы смотрят мне в лицо.

– Все это передайте Хертфорду. А это… – Я достаю из-под подушки греческий «Новый Завет» Джейн. – Это – моей сестре Мэри.

Я в изнеможении закрываю глаза, чувствую, как испаряются из меня последние капли жизни. Леди Хоптон надо мной громко шепчет кому-то: если бы она согласилась поесть, если бы хоть раз поела, быть может, встала бы на ноги… Но Бог уже прислал за мной Джейн. Не стоит заставлять ее ждать.

Картины прошлого встают передо мною. Я снова в саду в Нонсаче, из банкетного павильона журчит музыка, я сижу на коленях у Хертфорда, зарывшись лицом ему в шею, вдыхаю его запах; а вот мы в Тауэре, он стоит на парапете и ждет меня с таким видом, словно сегодня самый обычный день; вот я лежу рядом с Мэри, она положила маленькую руку мне на живот и ждет, когда там шевельнется ребенок; вот беззубая улыбка моего милого Боша; вот малыш Том сосет мою грудь; вот я сама – ребенок на коленях у maman; а вот снова в Нонсаче, на берегу реки, под изумленным взглядом Джуно прыгаю с обрыва – и лечу, лечу, словно у меня выросли крылья. Джейн уже не одна; рядом с ней парят, не касаясь земли, Джуно и maman. Они зовут меня к себе.

Еще кто-то появляется рядом. Том. Глажу его по мягкой щеке, мокрой, словно омытый дождем персик.

– Не плачь, любовь моя. Я ухожу к Господу. Он меня ждет.

Содрогаясь от слез, он чмокает меня в щеку сладким и влажным поцелуем. Единственное, что еще держит меня на свете, – мой сын и нить, соединяющая наши с ним сердца. Но и эта нить становится все тоньше. Еще одно объятие – и порвется.