– У тебя кровь, – сказала Ванесса.

Делия тронула ухо – ранки саднили все сильнее: должно быть, от морского воздуха – и растерла капельку крови между пальцами.

– Ничего, скоро заживет.

Ванесса помедлила, подбирая слова. С самого полудня – с того момента, когда Делия присоединилась к компании на вокзале – они впервые были вдвоем.

– Значит, он это серьезно? Он прямо тебе сказал?

Делия покачала головой. Два гладких камешка, оправленных в золото, оттягивали мочки, и это было необычно, радостно и немного больно.

– Прямо не говорил. Но я это чувствую, как будто между строк читаю.

Заметив недоверие в глазах Ванессы, она добавила:

– Ты зря так плохо думаешь о нем. Мне раньше тоже казалось… Но все это только видимость, понимаешь? Агата говорила, что такие люди легко обманывают и предают, а сама совсем его не знала. Он ни разу меня не обидел. Он чуткий, а такие люди не бывают плохими.

Делия пожалела, что нельзя рассказать ей о сегодняшнем утре: слишком личными, драгоценными были эти переживания. В первый миг, увидев на столе свечу и толстую иголку, она испугалась. Но Джеффри сказал: «Ты мне веришь?», и она, тут же успокоившись, без колебаний отдала себя в его руки, как уже сделала однажды. Разве можно объяснить это чувство тому, кто его не знал? А Ванесса не знала – это было ясно.

Когда они вернулись, палатки были уже натянуты: одна рядом с пляжем, другая – в глубине прибрежных кустов. Фрэнки ухитрилась как-то снять чулки и бродила по мелководью, придерживая юбку выше щиколоток. Волны вокруг нее мягко вздымались и опадали, перекатывая крупную сеть золотистых бликов.

– Давайте переоденемся, – сказала им Грейс. – Хочется уже купаться.

– А разве можно всем вместе? – удивленно спросила Делия, кивнув на мужчин; двое из них успели облачиться в купальные костюмы и курили, сидя на бревне около своей палатки.

– Так ведь никто не видит. Думаешь, зря мы сюда приехали? Это же не Ментон, не Мордиаллок[47].

В полумраке тесной парусиновой кабинки, входом обращенной в густые заросли, девушки разом стянули платья и юбки. Делия вспомнила о «Хлое», об их дерзком маскараде, и сердце защемило предчувствие скорого расставания с этой привольной, легкомысленной жизнью. Никто не говорил ей об этом, никто не требовал выбрать что-то одно, но она сама знала, что по-другому не получится. Нельзя вечно висеть над пропастью. Она думала об этом полночи, прислушиваясь к неспокойному дыханию Ванессы (та по-прежнему ходила во сне, и Делия научилась уже предугадывать опасные моменты). Собственно, выбор был очевиден: она сердцем его сделала и лишь потом вымерила разумом, как линейкой. Но как тяжело было осознавать, что не будет больше этой веселой кутерьмы, этой головокружительной свободы, которую она только-только успела вкусить. Не будет Фрэнки, Грейс. И неудержимого творческого духа во всем.