– Да не суетись ты так, – снисходительно махнул рукой отец. – Неделей больше, неделей меньше… Ждали и еще подождем. Что ты хмуришься, Эдди? Зуб болит?

– Не трогай его. Мальчик устал от занятий, да еще и расстроен. У тебя всё впереди, мой милый. Надо уметь прощать и никогда не завидовать.

– Я завидую? – вскинулся Эдвин. – Вот ему? Еще чего! Сам пусть мне завидует.

– Ну-ну, – предостерегающе сказал отец. – Держи себя в руках. Даже проигрывать нужно достойно.

– Проигрывать? А кто тут выиграл? Что-то я не вижу торжества на его лице. Она ведь не придет, правда, Джеффри? Ни сегодня, ни через неделю.

– Заткнись, ты, чертов содомит!

Он с грохотом отодвинул стул и, швырнув на стол салфетку, вышел из столовой. Стало так тихо, что зазвенело в ушах: ни стука сердца, ни дыхания.

– Что он сказал, Лесли? – растерянно прошептала тетка. Но отец не отвечал, прикрыв лицо ладонью.

Эдвин, пунцово-красный, с остекленевшим взглядом, медленно поднялся и без единого звука покинул комнату. Они убьют друг друга, подумала Ванесса, но почему-то продолжала сидеть и смотреть на кусок мяса у себя на тарелке. Нетронутый, остывший, он выглядел так омерзительно, что к горлу подступила тошнота.

– Да что это, в самом деле! – отец, словно очнувшись, в сердцах хватил ладонью по столу. – Когда это кончится? Как они могут – сегодня!

– Надо их найти, – Ванесса встала; сразу сделалось легче. – Пока не натворили глупостей.

Не слушая никого, не глядя на застывшую у дверей бледную служанку, она вышла в коридор. Дом был мертвенно тих, даже собаки куда-то исчезли. В гостиной темнела рождественская елка – без огней она напоминала чудовище, растопырившее десятки рук. Ванесса повернула выключатель, и электрический свет хлынул с потолка. Никого. Она открывала дверь за дверью, везде зажигая лампы, но все комнаты были пусты. Не помня себя от волнения, взлетела на второй этаж – и вздрогнула: в дальнем конце коридора на полу лежала ниточка света. Ванесса дернула ручку – заперто.

– Откройте! – она ударила в дверь плечом. – Вы что, с ума сошли! Откройте немедленно!

Из ванной не доносилось ни звука, и она кинулась обратно. Отец уже спешил ей навстречу, тяжело дыша, – никогда она не видела, чтобы он так быстро бежал по лестнице.

– Мэгги, топор! – крикнул он. – Скорей!

Звуки заполнили дом – голоса, шаги; это правильно, билось в голове: где есть звук, там есть жизнь. «Отойдите все», – коротко распорядился кто-то, и она с удивлением узнала Джеффри. Ахнуло лезвие, вонзившись в беленую доску – раз, другой. Что-то хрустнуло, светом залило глаза; Ванесса подалась вперед, оттеснив тетку. Эдвин сидел на полу, прислонившись к стене и положив руку на колени; голова устало запрокинута назад, глаза закрыты. «Все хорошо», – пронеслось в сознании; но тетка истошно завизжала, и Ванесса вдруг поняла, что за пятно алеет рядом с ним на линолеуме и отчего так черна его штанина под белоснежной, тонкой, обнаженной рукой.