— Как поживаешь, Пири? — спросила она, проходя мимо.

Пирошка хотела ответить, но не успела. Она была смущена и не понимала, зачем это люди спрашивают, если все равно не ждут ответа. Она так рассердилась, что у нее перехватило горло. Было обидно, что всем весело и без нее. Вот и маме не до нее сейчас. Барышни — Иби, Ики и Мари — сидят с двумя офицерами у чайного столика, а на нее не обращают внимания.

Бонна взяла Пирошку за руку.

— Allons, chérie[78]. — И усадила ее на зеленый диван.

Пирошка смотрела на барышень. Офицеры курили сигареты и ухаживали за ними, главным образом за Иби, которая обмахивалась веером и непрерывно хохотала. Светлоусый лейтенант говорил немного, но, едва он открывал рот, барышни покатывались со смеху. Вот он попросил у Иби веер и принялся им обмахиваться. Пирошка не спускала с него глаз.

— У вас красивый веер, — сказал лейтенант и скорчил гримасу.

Раздался взрыв смеха.

— Руди, — сказала одна из девиц, — из вас бы вышла прелестная девушка.

— Не правда ли? Мне это многие говорили.

И эти слова были встречены громким смехом. Лейтенант произнес их тоном человека, уверенного в успехе и убежденного в своем остроумии и неотразимости. Однако Пирошка ничего не поняла. Над чем тут смеяться? Лейтенант подбросил в воздух свой носовой платок, и девушки снова расхохотались. Пирошка наклонилась вперед, в головке ее теснились сумбурные мысли, и ей было стыдно, что она такая глупая. Замешательство ее росло. А гости все прибывали и прибывали. Сначала вошла бледная длинноносая дама с мужем — толстым, рыжебородым господином. Затем много-много барышень и еще больше молодых людей. Шум стоял такой, что никто не слышал друг друга. Играли на рояле, на скрипке, пели, свистели, кукарекали, визжали. А бледная маленькая девочка напряженно вглядывалась в гостей, тщетно ожидая, чтобы ее заметили.

Зашла она и в другую комнату. Понаблюдала там за пожилой дамой и старым господином, которые говорили по-немецки. Забившись в уголок дивана, она с глубоким презрением мерила их взглядом и думала про себя:

«Чудны́е эти взрослые! Совсем как дети. Важничают, представляются, будто понимают друг друга, а на самом деле ничегошеньки непонятно! Я же ведь не понимаю!»

Тут бабушка взяла ее за руку и повела в столовую, где накрыт был длинный белый стол. Все остальные гости уже расселись. Пирошку усадили рядом с мамой. Здесь общество было немного интереснее. Прямо перед носом у Пирошки сверкал нож для торта; она взяла его в руки, но мама тут же велела положить на место, и Пирошке оставалось только любоваться тарелкой с ангелочками. Впрочем, гости и за столом говорили как-то непонятно. Толстая дама в зеленом платье, похожая на лягушку — Пирошка сразу это отметила, — без умолку болтала о своих родственниках. Другая у всех спрашивала о здоровье, но, как и Туши, не выслушав ответа, тотчас отворачивалась. Сейчас эта дама обратилась к маме: