«Да они же сумасшедшие! — подумала она. — Они же все до одного сошли с ума!..»
И Пирошка заревела в три ручья.
КАРТЫ
Цезаря Альберга в сентябре выпустили из тюрьмы. Плечи у него согнулись, он слегка облысел, виски поседели, но белое лицо его почти не изменилось. В октябре он уже жил вместе с женой и шестилетним сынишкой на улице Нюл, где снял чистую меблированную квартиру окнами в сад. Из заключения Цезарь вернулся поздно вечером. Его жена — молчаливая бледная женщина, всегда носившая черное, — заставила квартиру туберозами, тяжелый запах которых отравлял легкие и наводил смертельную тоску. Шулер вошел в комнату. Жена и сын горько заплакали. Цезарь лег на скрипучий диван. Женщина и мальчик бросились к нему и, прижавшись лицом к его тощему телу, зарыдали, словно по покойнику. За весь вечер они обменялись всего несколькими словами. Цезарь неподвижно лежал на диване, точно в гробу. Радость встречи потонула в печали.
Лишь через неделю они немного пришли в себя. Мальчик еще частенько принимался плакать, женщина стала молчаливей и бледней, чем прежде, но жизнь вошла в свою обычную колею. Цезарь возвращался рано и всякий раз приносил домой колбасу. Они ужинали всей семьей. Большую часть времени он проводил дома. В провинциальном городке диву давались, как достойно и тактично ведет себя этот шулер, избегающий посторонних глаз.
Сидя в золотистом круге света от керосиновой лампы, он и представить себе не мог, что раньше жил иначе. Горела железная печь, он с наслаждением курил дешевую сигару, жена поблизости что-то шила. Руки погруженного в раздумье Цезаря пребывали в блаженном покое, на них не осталось и следа прошлого; пальцы были такие тонкие и чистые, словно долгие годы перебирали кружева или нежные струны музыкальных инструментов, а вовсе не захватанные карты. Он насвистывал себе под нос, радовался ощущению покоя и ласковому прикосновению к телу чистого белья. Только в его зеленых глазах вспыхивали искорки растлевающего злого огня. Странные это были глаза: пустые, грязно-зеленые, как осколки бутылок, валяющиеся на земле возле помойки.
Вечером, часов в десять, он ходил в кафе «Золотой орел». Со временем нашел себе там компанию: щуплого помощника аптекаря и спесивого туповатого писца. Официант стелил им на столик потрескавшуюся клеенку с изображением шахматного поля, приносил шахматы, из зеленого мешочка в чернильных пятнах не спеша доставал все в щербинах унылые фигуры. До полуночи играли они в шахматы, потом все трое шли по домам.