Он вспоминал прошлогоднее рождество. Тогда он так же смотрел в тюремное окно.
ДУРНУШКА
1
Белла, дурнушка Белла, писала письмо.
«…Вообще же я больше люблю оставаться вечером дома. Зажигаю свечи в гостиной, где стоит фортепьяно, и подолгу играю. Нередко до самой полуночи. Когда я ложусь в постель, мама обыкновенно давно уже спит. А подымаюсь я, как правило, раньше всех и выхожу в сад пожелать моим любимым цветочкам доброго утра. Затем отправляюсь на кухню. Вот так и идет моя жизнь…»
«…Вообще же я больше люблю оставаться вечером дома. Зажигаю свечи в гостиной, где стоит фортепьяно, и подолгу играю. Нередко до самой полуночи. Когда я ложусь в постель, мама обыкновенно давно уже спит. А подымаюсь я, как правило, раньше всех и выхожу в сад пожелать моим любимым цветочкам доброго утра. Затем отправляюсь на кухню. Вот так и идет моя жизнь…»
Тут она остановилась. Перечитала письмо. Уже восемь страниц было исписано густо-густо, бисерными буковками. И все же чего-то в письме словно бы не хватало. Неведомый почитатель хочет знать также, какое у нее лицо, волосы, глаза, и даже просит прислать свой портрет. Белла растерянно уставилась перед собой. Облокотилась на стол. И вновь принялась писать:
«…Волосы у меня светлые и, как говорят…»
«…Волосы у меня светлые и, как говорят…»
Продолжать она не могла. Что за странная идея — просить описать себя самое. Красота, в конце концов, дело вкуса, и она попросту еще не задумывалась никогда о том, красива она или нет. Не так уж это и важно. За долгие-долгие годы рано или поздно поймешь, что зеркало всего лишь отвратительное, злое, блестящее стекло и глядеться в него просто тошно, особенно в заснеженный зимний полдень или весенним утром, когда свет особенно ярок. Обретенный с годами опыт постепенно облагородился, утвердился в сознании, стал ее жизненной философией. Но иногда она испытывала совершенно необыкновенное чувство. Похожее на головокружение или обморок. На улицах ей доводилось встречать нахальных и разбитных молодых людей, которые, взявшись под руки, шумно топали по асфальту и каждую женщину приветствовали улыбками. Бывало и за ней пускались вдогонку. Однако стоило им догнать ее и заглянуть ей в лицо, как все разом замедляли шаг, пугались собственного смеха в веселье вмиг увядало. Юнцы смотрели на нее чуть ли не с почтительным страхом. Тогда Белла вскидывала голову, делала вид, будто не замечает их. И медленно шла своей дорогой. Оказавшись в обществе, она старалась найти себе кресло в самом темном углу, где-нибудь под пальмами, возле дверей, никогда не вступала сама в разговор, только отвечала на вопросы и осторожно, опасливо перебрасывалась редким словом лишь с самыми молчаливыми молодыми людьми, которые возвращали ей тот покой, какой источала она сама. И вот теперь ее спрашивают, красива ли она!