Как-то вечером Левинский, помощник аптекаря, разошелся вдруг и велел подать вина.
— Послушай, Цезарь, мне надоели шахматы, — сказал он. — Сыграем-ка в карты.
Цезарь Альберг побледнел. Он не решался поднять глаза и, чувствуя, что от взгляда Левинского у него горят руки, поспешно убрал их со стола.
— Нет, — возразил он. — Я в карты не играю.
С рождеством в дом Альбергов вернулись карты. После полудня, когда сынишка Цезаря пришел из школы, из ранца у него вместе с учебниками и грифелями выпала новенькая колода с золотым обрезом, и мальчик в возбуждении стал перебирать красно-зеленые листочки.
Мрачный как туча Цезарь остановился перед сыном.
— Что это? — воскликнул он. — Как тебе не стыдно! Не дело детям брать в руки карты.
Он сунул их в карман. Ушел в другую комнату. Карты были новые, совсем новехонькие, рождественские, недавно отпечатанные, еще пахнущие свежей типографской краской. Он смотрел на них, и голова у него шла кругом. Свирепые уродцы, чудища, призраки, с которыми он долго водил компанию, теперь вновь прислали ему свои визитные карточки, напоминая о себе. Он запер карты в ящик стола. Потом опять вынул. Сделал выговор жене за то, что они попали к мальчишке, и стал ходить взад-вперед по темной комнате.
К вечеру атмосфера в доме разрядилась. Зажгли рождественскую елку; Цезарь пил вино и пел песни. Было только девять часов, спать идти нельзя, чем же заняться? Цезарь сам достал карты.
— Поиграйте, я не против, — сказал он.
Все повеселели; убрали посуду и сели за стол. Жена принесла стеклянное блюдце, зазвякали медные филлеры.
— Я играть не буду, — сказал Цезарь и посмотрел на жену.
Но она уже сдала ему. Пожав плечами, он выпил стакан вина и взял в руки карты.
— Начали.
Мальчик с пылающими ушами ждал, что будет дальше.
— Погляди, — сказал ему отец, — все эти деньги станут твоими, если меня обыграешь.
Все смотрели в свои карты.
Напряженное молчание расползлось по комнате.
— Я выиграл, — сказал Цезарь и сгреб к себе филлеры.
Мальчик забрался на стул, встал на колени. Снова сдали; на этот раз выиграла мать, но деньги разделила с сыном поровну. Потом опять выиграл отец. Цезарь уже начал сердиться; большие, солидные карты так и шли к нему. Он хотел избежать выигрыша, но карты не отступали. Они атаковали его, приступали с ножом к горлу, странные ночные его знакомцы, зеленые и красные короли в коронах, постнолицые валеты, которым он прежде с замиранием сердца подолгу смотрел в глаза, тяжело дыша и обливаясь потом. Он швырял карты уже не глядя, и лоб его покрылся испариной. Все напрасно. Короли, валеты со злорадной ухмылкой не сводили с него взгляда; как бандиты, убийцы, сжимали ему горло. Перед ним лежала кучка монет.