— Что делать? — пробормотал он, сердито глядя на жену.
Он вспомнил карточные суеверия. Встав со стула, крутанул левой рукой колоду в воздухе, сел и сдал. И опять выиграл.
А мальчик все ждал, когда ему выпадет счастье. Смышленое личико пылало от возбуждения, рот кривился от подступающих слез. Он глотал слюну. Отец кашлянул и, поправив очки, повернулся к нему:
— Смотри, сейчас ты выиграешь.
Словно пума из засады, мальчик, подавшись вперед, смотрел, как отец тасует карты. Уже трижды блюдечко не опустошалось, оно было до краев полно красноватых медяков. Мальчику досталась хорошая карта. Он с облегчением вздохнул. Но пришла вторая, третья, и на лице бедняжки погасла радость.
Цезарь молча смотрел в пространство. Уже близилась полночь. Все деньги жены и сына лежали перед ним, и он не знал, как от них отделаться. Цедя воздух меж зубов и опустив уголки рта, он с презрительной улыбкой обдумывал свое нелепое положение, и тут вдруг его осенило. Гибкими длинными пальцами он перебрал всю колоду, и в чутких его руках снова пробудилось пророческое искусство, сатанинские чары, долгие годы открывавшие ему чужие кошельки. Подлые, гнусные карты! Как унижала его, короля шулеров, мастера тысячных выигрышей, погоня за жалкими грошами. Он вдруг начал работать. С закрытыми глазами, на ощупь моментально отобрал хорошие карты, чтобы подбросить их сыну. Он все видел и знал. Ему помогало даже дыхание. Гипнотическая сила его воли завладела присутствующими; одна карта летела к мальчику, другая ловко пряталась в манжет; внезапно он стал, как прежде, полководцем на поле боя и склонил счастье в пользу сына.
Банк опять удвоился.
Оставалось лишь одно движение рукой. Но — поздно. Мальчик вспрыгнул вдруг на стол и, пронзив отца взглядом широко открытых глаз, скривив рот, закричал:
— Жулишь!
Вскочив со стула, Цезарь отступил на три шага и выронил карты из рук.
— Жулишь!
Застигнутый врасплох, он стоял в растерянности. А сын плакал навзрыд, выл, орал:
— Жулишь, жулишь, жулишь!
Цезарь попытался засмеяться, но в жилах стыла кровь, на висках выступил холодный пот; он смог лишь что-то пролепетать.
А мальчуган не отступал. Он продолжал бесноваться на столе, с презрением глядя на отца; личико его сияло торжеством; он опрокинул блюдце, швырнул пригоршню монет в окно, а остальные деньги смахнул на пол.
— Жулишь!
Цезарь стоял посреди комнаты. Мальчика поспешили уложить в постель и долго успокаивали, пока он наконец — упрямый и злой — не устал от плача и не уснул. Но отец не ложился. Он выпил до капли все вино; осоловев, слонялся по комнате; потом до рассвета стоял у окна и смотрел на заснеженный сад с обнаженными деревьями.