— На! — выкинул из будки ведро Гришка. — Чеши за водой в балку! И неси полное, нечего по половинке таскать!

— Мамка сказала, мне нужно по половинке…

— Чего-о-о? Что ты там вякнул, я не расслышал?

Гришка стал вытаскивать из будки одеяла, подушки, одежду для просушки, раскладывал на крышках ульев.

Скоро Васюха тащил по дороге вдоль посадки полное ведро, расплескивая воду себе на штанины, думая, какое будет у Гришки лицо, когда увидит! И не то что дома, от колодца с перекрестка, а в гору, по грязюке. Полнехонькое. Замаявшись, на половине пути он поставил ведро и огляделся.

Из-за перепаханного до горизонта поля поднималось солнце. Белый туман стелился над черной землей. Рыжее солнце, огромный шар, катилось сюда, к нему, по дороге вдоль лесопосадки. Васюха, худющий и тощий, в Гришкином старом пальто и Гришкиных сапогах и фуражке (так и донашивать ему обноски за старшим), все это видел в первый раз. Он впервые оказался один на один с солнцем. Рядом не было мамки, которой можно было задать вопрос или попросить защиты, поделиться открытием. Один. И перед ним бескрайняя степь. И солнце над ней, жаркое, большое. Васюха не мог объяснить словами, что это вдруг с ним стало, но чувствовал, понимал, что именно в эти мгновения испытывал что-то, что мамка назвала бы каким-нибудь словом, но мамки не было и не было слова, и оставалось только смотреть на черное, жирное поле и маленькую зелененькую птичку над ним, на шелестящую стрекозу, вылетевшую из-за головы и повисшую перед самым носом, с шарами-глазами, заглядывающими в Васюху: «Эй! Ты кто такой! А?» — и весело взмывшей и исчезнувшей как призрак.

Васюха стоял, смотрел, слушал тишину, прорезаемую далеким грохотом и гулом земли… Все шесть лет, что он родился, в карьерах рвут мел для цементного завода. И это так же привычно ему слышать, как визг и вой истребителя, заходящего на посадку на аэродром в Н-ске, что под Райцентром. Он еще не знает, что не так давно не было этого белого налета на листиках и траве и не было этого воя красиво летящего по небу железа. Не знает еще этого Васюха… Он впервые в жизни вот так, один на один с солнцем, он совсем недавно пришел, чтобы взглянуть на солнце, а потом уйдет, безвозвратно уйдет, а солнце останется… И будет эта степь, и дорога на ней, и другой мальчик, может быть, здесь или в ином месте Земли так же будет смотреть на солнце, ошеломленный тихим восторгом красоты и единства всего сущего. Что это — куда я пришел?

Васюха закрыл глаза и стоял так. Худющий, слабый, беспомощный, стоял долго, так долго, что даже забыл, где он, и увидел себя стрекозой, взмывающей над черной, жирной, перепаханной стерней, увидел, как стрекоза поднимается выше, выше и вот уже совсем близко подлетает к той птице, в которую стрелял сегодня Гришка, птица эта, почему-то с головой мамки, качает ему головой, мол, ай-яй-яй, Васюха, как ты высоко забрался! Как бы тебе не упасть! «Не-а! — отвечает Васюха. — Не упаду, потому что я — стрекоза!»