– Я буду вовремя.

– Мне за вами зайти или встретимся уже на третьем этаже?

– Спасибо, я сам. Можно прогуляться в парке?

– Конечно. Если что-то потребуется, звоните.

Он уходит и оставляет меня наедине с моими мыслями. Наверное, Паола сейчас на кухне, готовит завтрак детям. Совсем не такой, как у меня.

Парк довольно мил. Наверное, это единственное хорошее, что есть в этом швейцарском концлагере.

Моему желанию прогуляться тут же препятствует боль. Я с трудом обхожу вокруг парка и оказываюсь на лужке у озера, где падаю в траву. Небо кажется ненастоящим, слишком уж оно голубое, словно нарисованное.

На меня забирается муравей, он ползет, исследуя меня вдоль и поперек.

Я – Гулливер, проснувшийся в стране лилипутов.

Я закрываю глаза. Я прибыл на место. Ну, вот и конец. Титры.

Все это очень напоминает отпуск: ты открываешь чемодан, раскладываешь вещи, а потом собираешь их, точно между этими двумя действиями всего один миг.

Говорят, что перед смертью перед тобой, точно в фильме, проходит вся жизнь. Надеюсь, что это не так. Я никогда не смотрю фильмы по нескольку раз, не считая шедевров Кубрика, Хичкока и Спилберга. А никто из них не снял ни одного фильма про ватерполиста-неудачника. Да и потом, что за фильм получится из моей жизни? Низкопробная драма? Сопливая комедия? Да, пожалуй, что так. И этот финал, хотя вообще-то конец еще не настал, продолжает казаться мне счастливым.

И вот я засыпаю. Мне снится сон.

Сижу я в ресторане в Ладисполи рядом с бабушкой и дедушкой. Мне восемь. Мои дорогие подшучивают над официантом, которого, очевидно, они знают не первый год. Я поедаю жареных кальмаров и бросаю несколько колечек бездомному коту. Я выгляжу вполне счастливым. Все происходило на самом деле, или это игры моего обессиленного разума? Теперь уже не различить. Я не знаю. Я доедаю кальмаров и прошу фруктовое мороженое со взбитыми сливками. Дедушка говорит официанту, чтобы он добавил шоколада и шоколадной крошки. Я улыбаюсь. Да, я действительно счастлив.

– Господин Баттистини?

Меня кто-то зовет. Меня часто зовут во сне.

– Господин Баттистини, проснитесь.

Я открываю глаза и вижу склоненное надо мною лицо Ральфа Мальфа.

Уже двенадцать двадцать. Я проспал и теперь выгляжу дураком перед швейцарцами, которые и так-то невысокого мнения об итальянцах.

Я встаю, облокотившись о руку.