… Они уже приближались к той окраине станицы, за которой еще недавно темнел смешанный лес — сосны, березы, тополя. Но лучшие деревья пошли на порубку, и от леса остались только пни и густой низкорослый кустарник с разлапистыми кривыми ветвями. Место было непроезжее и труднопроходимое, люди там теперь почти не бывали. Зато зверья развелось видимо-невидимо. Оттуда лисы прокрадывались в станичные курятники, а зайцы обгладывали капусту на огородах. И ворам удобно было укрывать там краденых овец и другой скот. Случались там и убийства. В лесу попахивает кровью, говорили в станице. И поэтому он получил прозванье Красного леса.

За мельницей, почти у самого леса, и стояла дряхленькая, черная от копоти и времени юрта Кусемиса.

Прежде Чингиза мало интересовала судьба сыновей Сапака. Ему, ханскому потомку, простые казахи, люди черной кости, были безразличны. Он встречался лишь с теми, кто сумел добиться положения и богатства, но в душе презирал и их. Пренебрежительно отнесся он и к Тлемису, приезжавшему к нему в Кусмурун несколько лет назад. Недобрая мужская зависть вспыхнула в нем, когда он невольно залюбовался красотой этого джигита с крепко и ладно сбитым, как у натренированного коня, сухощавым телом, с характером пылким и резвым, как у скакуна на кокпаре — козлодранье, со словами весомыми, как камни, летящие в овраг. Блестящие большие глаза, иссиня-черные тонкие усы и бородка, чистое смуглое лицо. И эта независимость и живость в обращении! Дай ему только повод, он будет с тобою говорить на равных. По всему этому, и еще из-за сложности, тогдашних отношений с Есенеем Чингиз оттолкнул его от себя. А сейчас размышлял: Тлемис может пригодиться, может помочь. И Чингиз, тяжко вздыхая, бормотал, чтобы не слышал никто: «До чего переменчив мир!»

Чингизу было решительно все равно: по-прежнему ли Тлемис пасет стадо или опять стал приказчиком, или обеспечивает подводами военных. Важно найти сторонника в это трудное время. И если удастся сговориться, он и ночевать у него останется. А нет — разве мало в Ыстапе домов, где их охотно примут. Особенно вместе с Драгомировым, который, кстати сказать, уже решился ночевать там, где можно помыться перед сном в русской бане.

Абы, толком не зная, где живет Тлемис, правил в сторону черной юрты. В свете закатного солнца она выглядела до того неприглядно, что даже лошади, казалось, так и норовят объехать ее.

Абы и в самом деле просчитался. Он подъехал не к дому Тлемиса, а к юрте его старшего брата.

У Кусемиса был черный куцехвостный кобель, отличавшийся таким густым на низких тонах лаем, что ему дали кличку Курилдек — басовитый. Соседи-русские называли его кратко — Курка. Обычно он лежал на привязи у кривого дерева. На свободе он и конного успевал схватить за ногу. Кусаться как попало, вгрызаться глубоко в тело острыми клыками, было не в привычке пса. Он цепко держал свою жертву, пока из юрты не выходил хозяин, которому он подчинялся беспрекословно.