— Вы слишком добры, — отвечала Джулия, любуясь на красивое, серьёзное лицо актрисы, — не могу найти слов выразить, в свою очередь, впечатление, произведённое на меня вашим чтением.

— Поговорим немного, если только это приятно вам. Мне нужно отдохнуть, разговор же всегда волнует меня. Удалимся в тот тихий уголок.

Она взяла за руку Джулию и повела её в маленький кабинет, около второго салона, слабо освещённый и отделявшийся портьерой.

— Мне кажется, — заявила она, усаживая молодую девушку около себя на диванчике, — что вы здесь так же не на месте, как и я — простите откровенные слова посторонней для вас женщины, — продолжала она, заметив полуиспуганный, полублагодарный взгляд Джулии, — но вся ваша личность, ваше пение, затронувшее моё сердце, влечёт меня к вам и говорит: вы здесь не в своём кругу.

— Я… — начала Джулия.

— Тот господин, — продолжала Агар, — который здесь распоряжается, по-видимому, в качестве друга дома и известный мне как театральный агент, был у меня и настойчиво просил явиться в салон иностранки, знатной дамы из Италии, и доставить своим чтением удовольствие избранному кружку восторженных любителей искусства. Вместе с тем он сказал, что я найду здесь наслаждение музыкой, и так как я очень люблю музыку, то и приехала сюда, но, — прибавила она, пожимая плечами, — я недостойным образом обманута — эти дамы столько же иностранки, сколько и знатны, а общество не имеет ничего общего с искусством. Я предполагаю, что и вам кажется то же самое.

— О, благодарю вас за дружеское участие! — воскликнула Джулия, с живостью беря её руку. — И уверяю вас, что я не была бы здесь, если б знала, куда меня везут.

Агар с глубоким участием посмотрела на взволнованное лицо девушки.

— Послушайтесь моего совета, — сказала она, — я старше вас и знаю свет: вы молоды и неопытны, жизнь ещё неизвестна вам. Посвятите ли себя искусству, к которому имеете призвание и дарование, или изберёте себе другой путь, но избегайте этого дома и подобных ему, не вступайте никогда в салон, в котором собирается подобное здешнему общество, потому что вы вступите на такую почву, которая засосёт вас, как трясина. Я, — продолжала она, — имею положение, имя, славу и я могу по ошибке впасть в заблуждение — все знают, кто я, и грязь не пристанет ко мне. Но вы — вас не знают, вы молоды и неопытны; увидев вас здесь несколько раз, все эти женщины, известные Парижу, причислят вас к своему числу, все мужчины, ищущие в этом кружке пикантных удовольствий, станут обращаться с вами, как с этими женщинами, и как бы ни было чисто ваше сердце, как бы ни были высоки ваши чувства, грязь пристанет к вам, придёт отчаянье, истощенье, вы падёте в борьбе и погибнете, как погибли уже столь многие, с таким же чистым и добрым сердцем, как ваше. Ещё время не ушло, бегите и никогда не возвращайтесь сюда!