— Дорогой Альфред, — сказал король, обращаясь в ту сторону, с которой раздавались шаги, — ваша матушка довольна своим местопребыванием; это сердечно радует меня. Позаботьтесь, чтобы она никогда не имела недостатка ни в чём. Кронпринц возвратился?

— Нет ещё, ваше величество, — отвечал граф Ведель. Его королевское высочество предполагал совершить дальнюю прогулку.

— Имеете сведения о графине? — спросил король. — Скоро она приедет?

— Надеюсь, что скоро, — отвечал граф. — Сегодня утром я получил письмо — графиня предполагает, что вскоре будет в состоянии предпринять путешествие.

— Напишите ей от меня много-много ласковых слов, — сказал король. — Каково в Ганновере? — спросил он потом с глубоко прискорбным выражением лица.

— Скучно, тяжело, — отвечал граф. — Время оказывает на всё своё гнетущее влияние, открывает удивительные вещи: из письма профессора Лаллемана я узнал, что…

— Что он пишет? — спросил король поспешно.

— Он просил прусского генерал-губернатора позволить ему отправить на парижскую выставку чудесную картину. Она представляет ваше величество верхом перед фронтом гвардейского полка — исполнение мастерское, все головы поразительно похожи.

— Помню, — сказал король, — что далее?

— Эта картина находится в числе секвестрованных предметов.

Король закусил губы.

— И генерал Фойгтс-Ретц немедленно дал позволение отправить картину на выставку, но получил известие, в котором сказано, что выставлять эту картину весьма опасно, потому что она может возбудить в Париже симпатию к личности и к делу нашего величества.

— Кто же прислал это известие? — спросил король.

— Фон Зеебах, бывший главным секретарём министерства финансов, — так пишут мне, — сказал граф Ведель.

Король долго молчал, потом глубоко вздохнул и улыбнулся печально.

— Более пруссак, чем сами пруссаки! — сказал он тихо. — Неужели в Берлине думают, что такими средствами можно приобрести любовь страны? Что же сделал генерал Фойгтс-Ретц? — спросил он потом.

— Всё равно позволил выставить картину, — отвечал граф Ведель.

— Он солдат, — сказал король.

— И я хотел испросить у вашего величества позволения для Лаллемана отправить картину в Париж.

— Конечно, конечно, — отвечал король, — от всего сердца желаю ему успеха и славы. Напишите ему об этом и передайте мой поклон ему и его жене, а я немедленно напишу Медингу, чтобы он поместил картину на хорошее место.